Мир приключений, 1964 - [27]

После ужина Корней Савельич объявлял имена тех, кто лучше трудился в светлые часы. Но и это проверенное издавна средство не могло подействовать на команду. Матросы понимали, что работу для них ищут, как отвлекающее средство. Какая работа, если даже ходить в тумане по скользкой палубе приходилось осторожно, мелкими шажками, как больному?

Особенно неохотно вахты очищали палубу ото льда. Пустой труд! Все, что удавалось сделать за несколько светлых часов, к рассвету сводилось на нет. Оседающий на палубу туман за долгую ночь снова покрывал ее тонкой пленкой льда.

Машинная команда тщательно следила, чтобы не появилось ни одной пробоины в корпусе судна.

Матросы старательно откачивали из трюмов скапливающийся на днище тузлук. Быков с новым напарником Малышом круглые сутки ловил рыбу на ярусок и в положенные сроки докладывал капитану:

— Треска идет ровная, Иван Кузьмич. Кормится хорошо. Капшаком.

Исправнее всех несли вахту впередсмотрящие. Не раз Иван Кузьмич назначал на пост наблюдения приунывшего матроса. Сознание, что именно он может заметить или услышать ищущий “Ялту” траулер, начисто изгоняло из головы все мысли, кроме одной: “Не пропустить бы! А вдруг?..”

Особенно внимательны бывали наблюдатели ночами, когда туман поднимался и открывал море. Сколько раз казалось людям, что они видят контуры недалекого судна…

В команде назревал кризис. И нечем было его не только переломить, даже смягчить. И когда в салон бурно ворвался возбужденный матрос и крикнул: “Самолеты! Прямо по носу!” — все замерли, обернулись к капитану.

— Дайте ракету! — вырвалось у кого-то. — Сколько можно так?..

— Никаких ракет! — отрезал Иван Кузьмич.

В ответ недовольно загудели застуженные сиплые голоса.

— Кончайте базар! — Иван Кузьмич повысил голос.

На этот раз слова, обычно пресекавшие ненужные разговоры, утонули в нестройных выкриках. В общем гомоне невозможно было разобраться, а потому даже матросы, желавшие помочь капитану, своим криком лишь усиливали сумятицу.

Утихомирил матросов вернувшийся в салон Анциферов.

— А самолеты-то были немецкие, — громко сообщил он. — Только у них так завывают моторы. Пока вы тут шумели, я выбежал на палубу послушать, что за гости пожаловали к нам.

— Точно! — поддержал старпома Матвеичев. — Мы их в Мурманске наслушались. Досыта!

Слова его встретили молчанием. Будто никто не требовал только что осветить судно ракетами, показать себя вражеским самолетам.

…Матросы засыпали. Кое-где еле слышно шуршал шепоток. Но вот и он затих. Раздавалось лишь легкое шипение сковородки да вздохи Глаши. Легко ли ей? По шестнадцати часов в сутки сидит согнувшись над пышащим жаром камельком. Только и передохнет повариха, когда поставит на огонь огромный пузатый чайник, а сама приляжет в камбузе, между котлами и шкафом, где в узких перегородочках стоят боком, как патефонные пластинки, тарелки и миски. Под потолком с каждым движением траулера покачивались подвешенные на крючках кружки…

Давно в салоне все спали. Не мог заснуть лишь сидевший возле дремлющего капитана Корней Савельич. В тишине ощущение нависшей беды резко усилилось. Откуда она свалится? Этого Корней Савельич не знал. Но в том, что беда созрела, готова каждую минуту обрушиться на него, капитана, на всех спящих в салоне и несущих вахту на палубе, сомнений не было.

Беда грянула утром. Как ни ждал ее Корней Савельич, она оказалась неожиданной!.. Невозможно было даже сразу представить ее силу, последствия.

После завтрака Иван Кузьмич подсел к Корнею Савельичу и шепотом сообщил: с завтрашнего дня сухари будут выдавать только раненым. Остальным придется довольствоваться одной треской.

— Лед скалывать… на одной треске? — Корней Савельич поднял густые брови.

— Придется! — нахмурился капитан. — Я сам объявлю команде…

— Ни в коем случае, — запротестовал Корней Савельич. — Это мое дело…

Иван Кузьмич не пожелал даже выслушать его. Такое сообщение команде может сделать только капитан. Никто больше. Никакие возражения помполита не могли поколебать его решения. Да и доводы Корнея Савельича были весьма шаткие. Не мог же он сказать прямо: был бы капитан здоров- не стоило б с ним и спорить. Но, когда Иван Кузьмич держится на ногах одной волей, нервами, хватит ли у него сил на нелегкое объяснение с командой?

Спор шел шепотом, но горячность его от этого не уменьшалась. Уступить ни один из них не мог, хотя оба отлично понимали, что именно сейчас ничто не было более опасно для состояния команды, как разлад между капитаном и помполитом.

Серые сумерки пали на палубу, когда Корней Савельич понял, что надо делать. Быстро разыскал он Анциферова.

— Известите команду: в восемнадцать ноль-ноль открытое партийное собрание! — приказал Корней Савельич. — Вызовите коммунистов в мою каюту к шестнадцати часам.

Отпустив Анциферова, Корней Савельич вернулся в салон и занял свое место рядом с дремлющим капитаном.

— Иван Кузьмич!

— Да? — Капитан с усилием раскрыл глаза. — Слушаю вас.

— В восемнадцать ноль-ноль я провожу открытое партийное собрание. Вы сделаете доклад о положении судна. В нем и объявите о сухарях.

— Отлично! — оживился Иван Кузьмич.