Ураган разогнал тяжелые тучи. Слой высоких облаков казался диковинным небом. На Земле только у самого океана оно бывает таким, когда сплющенное Солнце, прорезая полосу туч, распадается на латунные половинки и раскаляет оранжевые кромки облаков, перекрашивает в багрянец синеву.
На Венере весь небосвод был багряно пышным, расцвеченным в зените феерической зарей немыслимо огромного, всегда невидимого Солнца.
Общий крик восторга вырвался у людей, едва вездеход оставил позади чащу папоротников.
Но никто из путников даже не посмотрел на венерианские небеса. Люди увидели башню из вороненой стали, устремленную ввысь, кусочек Земли, стоящий на скалах Венеры, родную ракету «Знание».
Здесь впервые человеческая нога ступила на другую планету.
Здесь любовно посажены на Венере четыре земных растения: пшеница, виноград, кукуруза и рис…
Здесь и простятся люди с планетой бурь, чтобы отправиться в обратный путь.
Исполинская ракета, казалось, ждала только мгновения, чтобы сорваться с чуждых скал, в огне и грохоте взлететь к пылающей заре, стрелообразным острием распороть багровый покров, за которым призывно светят звезды, ласково сияет Солнце, где откроется сверкающий Космос, мир миров, бездонный мир бесчисленных миров с красавицей венерианских созвездий голубой Землей, один цвет которой, как песня, говорит о небесной синеве, о теплом синем море, о синей дымке земных лесов.
О Гее — Земле думали все, и все по-разному. Богатырев размышлял о человечестве и его предыстории, Алеша — о подготовке новой экспедиции на Венеру, Вуд думал о Мэри, словно она ждала его в Америке, а не кружила сейчас на «Просперити» вокруг Венеры.
Добров и Керн говорили о Земле как инженеры и астронавигаторы, видя в ней цель полета. Приближался крайний срок пребывания на Венере. До истечения его осталось меньше земных суток. В штабе перелета, конечно, учитывают это и могут приказать «Просперити» быть готовым к вылету, если… если корабль останется один…
Вездеход остановился около ракеты.
На камне сидела ящерица.
Алеша выскочил на ходу и подбежал к ней.
Она не спаслась бегством, а вытаращила на него глаза. Ее шея раздувалась при дыхании.
Алеша протянул руку и взял ящерицу.
Это был привезенный с Земли варан, который словно ждал здесь своих хозяев.
Алеша засунул зверька в карман и, смеясь, полез по вертикальной лесенке к люку.
Его товарищи наблюдали, как он открыл люк.
Послышался лай, обыкновенный собачий, земной лай.
Все переглянулись.
— Лай! — крикнул Алеша. — Лай, Пулька, лай! Хочешь, я тебя расцелую за разбуженный в сердце май?..
И он скрылся в люке.
— Май… — сказал Гарри. — В мае я собирал травы в горах и едва не попал на повороте шоссе под машину. Я тоже готов поцеловать эту собаку.
— Оставьте, Вуд, — сказал Керн. — Как выяснено, собака уже больше не родственник человека, хоть у нее и пять пальцев на каждой лапе, пара глаз, пара ушей, позвоночник, сердце с левой стороны, печень и почки, все, как у человека…
Богатырев улыбнулся: он вспомнил разговор в пути о «внуках Марса». Он говорил тогда Керну по поводу внешнего сходства человека и животных Земли:
«Родственников у человека на Земле нет. Это хорошо знают физиологи и горько сетуют. А по поводу пяти пальцев и позвоночников учтите — природа находит оптимальные решения, все остальные случаи исключаются отбором. А дважды два всегда четыре».
«Судя по количеству пальцев, пять», — буркнул Керн.
«Рыба всегда будет обтекаемой формы, в каком бы океане она ни развивалась. Даже кит, перейдя с суши в море, обрел рыбоподобную форму, хоть рыбе он совсем не родня. До сих пор, чтобы наглядно показать переходящие одна в другую формы, выстраивали в ряд скелеты. Обезьяна, выпрямляясь, становилась предполагаемым получеловеком и, наконец, «венцом творения» — двуногим, прямостоящим разумным существом. Но ведь строение скелета не единственный признак. А вот по составу крови и по некоторым физиологическим функциям ближе всего к человеку стоит… кошка! А по поводу родства человека и обезьяны можно рассказать такой случай. Во время последней мировой войны не были применены отравляющие газы. Но их готовили у того же Гитлера. Известен случай, когда газ, от которого в страшных мучениях погибали подопытные обезьяны, во время взрыва вырвался из хранилища. Сотни рабочих были обречены, но… получили только насморк. Может быть, именно поэтому гитлеровские химики предпочитали проводить свои человеконенавистнические опыты уже не на животных, а на военнопленных».
«Закройте мрачную страницу, командор. Издали, глядя на Землю, не видишь пятен», — сказал Керн.
Они еще долго говорили об этом в пути, но сейчас все молчали.
Вдруг раздался тревожный, захлебывающийся лай.
Из люка, не захлопнув дверцы, поспешно спускался Алеша. Он был без шлема.
Спрыгнув на камни, он растерянно остановился перед Богатыревым:
