Мир приключений, 1926 № 08 - [28]
Посреди помещения снует другой кран; по рельсам, свистя, продвигаются паровозик, вагонетки, какие-то формы; свешиваясь с третьего яруса над вторым, плавно двигается длинноносое чудище — завалочный кран с длинным носом-лотком, наполненный металлическими обрезами, железной стружкой и всяким ломом.
Вот чудовище остановилось около загрузочной двери мартэновской печи, во втором ярусе. Железной кочергой рабочий у печи открыл дверцу. Нос лотка влез в печь, кран наклонил жолоб и ссыпал в ванну печи поднесенный материал. Это — пища мартэновской печи. Теперь она будет ее переваривать, пока не расплавит.
Мартэновских печей здесь пять, из них одна в ремонте. Назначение печей — превращать чугун, металлические отбросы вроде отрубов, стружек, обрезов, ломаных частей разных машин — в годные снова различные сорта железа и стали, согласно задания управления. Ежемесячно мартэновское отделение снабжает остальные 342.000 пудов железа и стали.
Я вижу Сергея.
Он сидит на вагонетке и, повидимому, отдыхает, пока не будет готов плав в одной из остальных печей.
Я подхожу к нему и здороваюсь. Мы — старые приятели.
— Посмотреть пришел?
— Да. А, ведь, красиво! — восторгаюсь я.
— Как у чорта в пекле, — смеется он. — Ты вот у печи или у спуска постой!
— Охоты нет, мне и так душно. Да и опасно, небось! Что, если сорвется какой-нибудь загрузочный лоток или болванка!
— Лоток? — Сергей смеется. — Ну, лоток — не беда, а вот ковш — дело другое. Видал, как ковш подхватывает? Запомни. Был у меня в жизни случай, во век не забуду.
— Давай-ай! — доносится сверху.
— Уходи! — машет Сергей. — Вот спущу и — конец.
Я не без удовольствия отхожу подальше. И снова сыпятся искры. Белым водопадом, ярким как солнце, падает металл.
Пока что рассматриваю мартэновскую печь. Она — в два этажа. Первый этаж составляют две пары камер, по одной паре с каждой стороны. По одной камере газовой, куда поступает газ из генератора, и по одной воздушной. Камеры действуют попарно, очередями.
По одной камере на ванну, находящуюся в самой печи, во втором ярусе, проходит газ, по другой — воздух. Газ, сгорая с воздухом в печи, нагревает ванну, куда загружается для плавки металл, а кислород излишнего воздуха, поглощаемый расплавленным металлом в ванне, соединяется с углеродом и улетучивается в виде окиси углерода вместе с горячим воздухом печи, через другую пару камер, в регулирующую камеру, а затем и трубу.
Во втором ярусе, над камерами, находится самая печь. Три отверстия для загрузки ванны и два малых окна для наблюдения за плавом.
Протяжный гудок прервал мои наблюдения.
— Пойдем, — крикнул Сергей, подходя ко мне.
Мы вышли с завода, зашли в столовую, и я напомнил Сергею про обещанный рассказ. Он не заставил себя упрашивать.
— Было это не здесь. В то время я работал на одном из южных металлургических заводов, — заговорил он. — Завод огромный, вроде нашего Путиловского, и стоял я тоже при мартэновских печах, внизу, на сливе. Со мной вместе работал и Иван Загрязин. Чудной какой-то парень! Угрюмый, неразговорчивый, глядит исподлобья… И ни с кем он не сходился. Ума особенного в нем не было, зато обидчивости — сколько хочешь. Мы иной раз и шутим, и друг над другом смеемся, — все ничего. А его только чуть задеть — так и окрысится.
Стали мы его избегать. В пивную ли, в чайную идем — его не просим. Обозлился парень еще больше. Иной раз посмотрит на человека — словно огнем обожжет.
Да и в работе не горазд. Другие из кожи лезут, стараются, а он — лишь бы время прошло.
Мастером у нас был Евгений Мартыныч Корольков. С виду суровый, а на деле — хороший человек, хотя и строгий. Интерес рабочих соблюдал, но работы требовал. Загрязин его с первого дня не взлюбил, да и Евгений Мартыныч Загрязину на первых же днях замечание сделал. Дальше — больше.
У Евгения Мартыныча в то время роман был. Собирался жениться. Как-то обозлился он на Загрязина. Призвал его и говорит при нас: — Этак у нас не работают. Если не хочешь работать — уволю.
Я сам эти слова слышал и видел, как Загрязин взглянул на него. Не желал бы я, чтобы кто-нибудь так на меня глядел!
Когда мастер отошел от него, Загрязин пробормотал сквозь зубы: — Чорта с два выгонишь меня!.. Желал бы я видеть тебя женатым!
В то время я не придал значения его словам. Известно, злобствует человек.
Прошло недели две с того времени, и мастер забыл про разговор, да и Загрязин как будто изменился, в работе стал прилежнее, иной раз и с товарищами словом-другим перекинется. Нам тоже приятно. Не хорошо, когда с человеком рядом работаешь, а он с тобой слова сказать не хочет.
Ладно… Пришел я как-то на работу, стал на место. Видел, небось, как мы крючьми крана подхватываем ковш под цапфы? Так и тогда было. Как дали знать с мартэновской, что металл готов, подали под жолоб ковш и наполнили его.
Крючьями под цапфы подхватывали с одной стороны я, с другой — Загрязин. А надо тебе сказать, перед этим он все на живот жаловался. Так вот, сделали мы все, что каждому полагалось. И только передали ковш с лебедки на кран, Загрязин и кричит:
— Ой, не могу, живот схватило! — Да бегом к выходу.
Ну, думаю, наплевать!
