Мир приключений, 1925 № 04 - [6]

Профессор Файфтс говорит, что все в мире одного цвета — голубого. Этот голубой цвет есть не что иное, как свойство любой материи. Отсюда — все по химическому составу однородно. Все, выражаясь грубо, окрашено одной природной голубой краской. Профессор Файфтс изобрел особые очки, надев которые, человек видит при солнце, в темноте, безразлично при каких условиях, все голубым, т.-е. истинным. Луч света, по Файфтсу, есть химический элемент (это очень важно помнить), — значит — с этим лучом можно производить химическую реакцию; как, напр., вода есть химический элемент, и водой можно насытить, напр. материю, сделав ее мокрой, так лучом можно насытить другое тело. После пятилетних опытов профессору Файфтсу удалось насытить кошку на 80 % голубыми лучами — кошка стала как бы сплошь состоять из лучей, — глаз, конечно, это уловить не может. Так же было поступлено и с железом: оно было насыщено голубыми лучами. Электрические лучи, например, свободно проходят через стены, дверь и т. п. (это наукой установлено); отсюда — кошка проходит через железо, как луч солнца через стекло. Кошка ходит по тепловым, или, вернее, по неизвестным нам лучам — потому что она легка, как муха.

— Вот как я могу объяснить опыты Файфтса. Но животное, насыщенное голубыми лучами, долго прожить не может — оно умирает, и из него исходит голубая жидкость. Что это такое? Это есть опять не что иное, как лучи, но они видимы всеми, как жидкость, потому что они были сгущены в кошке в колоссальном количестве. Это такое же явление, как переход газов в воду.

— Понятно? — закончил Чильтоун.

— Да, — протянул Саллинг с восхищением. — Ну и молодчина же этот Файфтс! Вот голова — воскликнул он изумленно.

— Да, — сказал Чильтоун, — и такой человек попал в когти к Вирту и Рейтсу. А теперь его проклинают во всем мире, как убийцу талантливого Талерса.

— Но Талерс, — что было с ним? — спросил Саллинг.

— Я сейчас вам объясню, — сказал Чильтоун. — Как вам известно, Талерс, надев очки, вскрикнул: — ничего нет? все бежит! Нужно предполагать, что эти, поистине, очки смерти давали возможность видеть все предметы, испускающими голубые лучи. Талерс видел сплошной поток лучей, и он крикнул «ничего нет», т.-е. все, видимое им простым глазом, потеряло форму — остались только потоки лучей. Потом он крикнул: «все бежит». Это Файфтс объясняет тем, что все предметы (элементы) состоят из атомов, строение которых есть не что иное, как подобие нашей солнечной системы. В атоме ядро — это есть солнце: вокруг ядра, как планеты, движутся электроны, — и Талерс, увидя это вращение электронов, крикнул: «все бежит».

— Между прочим, — сказал Чильтоун, — наука говорит, что ядро атома имеет водород, — этот газ, видимо, основа всякого атома — железа, воды, кости, дерева, человека и т. п. Это косвенно подтверждает теорию Файфтса об однородности всех лучей.

Чильтоун немного помолчал.

— Да, — продолжал он — поток голубых лучей хлынул через очки в голову, и произошла смерть. Все видели, как эти лучи, в виде голубой жидкости, вытекали из Талерса. Это то же явление, что и с кошкой.

Наступило молчание.

— А теперь что делается в лаборатории? — спросил Саллинг.

Анден пугливо поднял голову и внимательно посмотрел на Чильтоуна.

— Саллинг, — сказал врач, — вы — мужественный человек, но пока об этом ни слова. Сегодня я еду с управляющим, вернусь завтра, и тогда я посвящу вас в мой план, а сейчас — ни слова. Хорошо?

— Идет! — воскликнул Саллинг.

Чильтоун встал и, пожав его руку, вышел из комнаты. Через несколько минут послышалось пыхтение автомобиля.

Саллинг задумчиво ходил по комнате, ступая тяжело, как будто нес какую-то тяжесть. Он внезапно остановился перед Анденом, медленно опустился в кресло и, глядя на него в упор, спросил:

— Анден, скажите мне правду, что вы думаете?

Старик поднял голову. Его лицо было печально, и на глазах блестели слезы.

— Саллинг, — сказал он тихо. — Вы славный парень. Вы любите цветы. Я вас тогда полюбил, когда вы стояли, широко раскрыв глаза, перед статуей Науки. Да, Науки! И потом, Саллинг, мисс никому не говорила того, что сказала вам. Бедняжка страдает. Избави ее бог от Вирта!

— Вирта?!

— Да — он ее жених.

— Что вы говорите, Анден! Возможно ли это?

— Увы, это так! Она не может любить его — эту змею. Его никто не может любить. Он погубил профессора — и погубит ее.

— Анден, это нельзя, это нельзя! — Саллинг поднялся. Его лицо было гневно, и кулаки сжимались.

— Что можем мы сделать? — покачал головой Анден. — Саллинг, — вы хороший человек, бегите отсюда, теперь это скажу и я. За ночь вы уйдете далеко.

— Скажите же мне, наконец, что такое? Какая опасность мне угрожает? Анден, вы должны сказать правду.

— Саллинг, слушай, мой мальчик, до тебя было три ночных сторожа. Правда, они были плохой народ, смеялись над цветами, любили водку и скверно смотрели на женщин, но, Саллинг, — голос старика перешел в топот, — все они внезапно исчезли.

— Исчезли?

— Да, Саллинг, исчезли. Рейтс сказал, что они убежали. Но теперь то я думаю другое. Я думаю, что они там, — кивнул он в пространство.

— Где там?

— В лаборатории.

— И-и… Анден, вы думаете?