Мир приключений, 1924 № 01 - [40]
Музыкальная гостья поспешила занять место в первом ряду, прямо против нежно воркующей диковины. Вытянувшись штопором, вровень с закрытыми глазами артиста, змея принялась мерно раскачиваться в каком-то экзотическом танце.
Если вы помните миф об Орфее, то можете отметить у себя в записной книжке, что этот миф повторился много веков спустя, в условиях нашей малоподходящей действительности.
Гостья, — которая, кстати сказать, от рождения носила звучное имя — Боа-констриктор, — внимательно дослушала симфонию Бетховена до конца. Когда где-то в бесконечности замерла последняя нота, змея выразила свой восторг поощрительным шипением.
Урчалович, застывший было в безмолвной музыкальной паузе, томно открыл глаза и…
Кому угодно описать ощущения современного Орфея, может попытаться, — автор охотно уступит ему лавры тонкого психолога, сам же ограничится только внешне-описательной частью этой правдивой истории.
Урчалович сначала широко раскрыл глаза, ставшие похожими на два иллюминатора, через которые кто-то изнутри пытается просунуть два круглых предмета. Затем таким же образом раскрыл рот. И, наконец, поспеш-
свою виолончель, как за каменную стену.
Змеи, как известно, отличаются мудростью, не в пример людям. Наша змея также не выходила из границ общего правила и не желала лишать себя эстетических переживаний. Позевывая от скуки, она терпеливо ждала продолжения программы.
Музыкант по профессиональной привычке капризничал и не торопился начинать.
В конце — концов, при подобной артистической несговорчивости самый завзятый меломан начнет терять терпение. Так было и со змеей.
Она выбросила двухвостый язык и явственно прошипела: «biss!».
Артист не сдавался. Сознавая неотложную необходимость подкрепления, он неистово закричал:
— Эмма Карловна!..
— Что вы так кричите? Вы меня перепугали, — донеслось из кухни, сквозь журчанье льющейся из крана воды.
— Эмма Карловна! Спасите! Умоляю!..
— Мой бог, что случилось?
— Берите скорей швабру, полено, утюг, что хотите… Ай… Эмма Карловна!..
— Неужели опять мышь? И как вам, взрослому мужчине, не стыдно бояться мышей!..
Не закрывши впопыхах крана, немка, со шваброй в руках, бросилась в комнату жильца.
с разбега на гостью, немка бросилась в сторону и выразила нескрываемое желание спрятаться за жильца.
Слегка обеспокоенная бесцеремонным вторжением хозяйки, змея расправила свои кольца, вытянулась в полкомнаты и снова громким шипом потребовала повторения.
Двое людей упятились в угол и там застыли в безмолвном ужасе. Слышно было, как на кухне льется вода, а на улице гудит трамвай. Когда первое оцепенение прошло, артист тихо забормотал:
— Боже мой! Какой ужас! Какой ужас!.. Что нам делать? Что делать?..
— И ведь расположилась, негодная, у самой двери, выйти нельзя, — злилась немка, более сохранившая самообладание.
— Я разобью окно и закричу на помощь, решил виолончелист.
— Хорошо придумали. Испугавшись шума, она нас проглотит, или искусает…
— Что же делать? — растерянно озирался артист.
— Знаете что? — сообразила немка. — Играйте. Змеи любят музыку… Я читала. Не нужно только ее раздражать. А тем временем кто-нибудь придет и выручит.
Виолончелист опасливо двинулся к своей спасительнице, обнял и запилил. Сначала неуверенно, больше на тремоло, потом оправился и заиграл смелее.
— Бравурнее… Что-нибудь веселое, — командовала находчивая Эмма Карловна.
Польки, вальсы, экосезы без перерыва следовали одни за другим.
Урчалович выбивался из сил. Когда музыка на минуту утихала, боа, свернувшаяся у двери внушительным мотком каната, приподнимала голову и не то угрожающе, не то поощрительно, шипела что-то по змеиному.
— Что-нибудь близкое ей, родное… американское, — дирижировала немка.
Неслись разухабистые матчиши, кэк-уоки. ту-степы…
В кухне бушевала пущенная во всю вода, слышно было, как она водопадом разливалась по корридорам.
Снизу в потолок неистово стучали.
На площадке, около кухни Эммы Карловны Шниц собралась недоумевающая толпа. Осторожно, через цепочку, заглядывали в щель двери, боясь промочить ноги, так как вода лилась уже на лестницу.
Неистово вопила о потоке в квартире и о причиненных убытках нижняя жилица. Послали за управдомом.
А в полуоткрытую дверь неслись разухабистые звуки негритянской музыки и слышался энергичный голос Эммы Карловны:
— Еще. еще!.. Веселее. Темп быстрее!.. Фортиссимо!..
Очнувшись от обморока, Павла Петровна Чикина спустилась вниз и прерывающимся голосом, бестолково и сбивчиво, рассказывала собравшимся о страшной гостье, — о змее в десять аршин длиной, изрыгающей огонь из пасти. Ее никто не слушал.
Явился управдом с дворником, сорвали цепочку с двери и все, шумной ватагой, по водному простору, направились в концертный зал.
Змея нимало не смутилась шумом, произведенным запоздавшей на концерт публикой. Она испытывала двойное удовольствие: нежилась в прибывающей тепловатой воде и наслаждалась знойной экзотической музыкой.
Чем бы кончился этот необычайный концерт — неизвестно, если бы во время явившаяся мисс Нелли, укротительница змей, не унесла своего музыкального питомца наверх и не усадила его в одну из двух привезенных утром корзин.
