Мир приключений, 1924 № 01 - [27]
Раздались оглушительные рукоплескания. Поднялся крик и хохот.
Холмс был недвижим, как мраморное изваяние.
Председатель позвонил в колокольчик и шум стих.
— Прежде всего, уважаемый Холмс! — продолжал председатель, позвольте высказать вам наше общее пожелание, чтобы вы в нашем обществе чувствовали себя легко и непринужденно. Вы поступили благоразумно, что предпочли нашу теплую компанию казенному холодному празднику в обществе бездарных полицейских ищеек, которые вас никогда не любили, вам всегда завидовали. Мы же — искренние поклонники вашего исключительного таланта… С вами работать нам было и лестно, и приятно. Вы многому научили нас. За это мы вам благодарны в высокой степени. Позвольте представить вам наш президиум. Я — Джон Джемсон, по прозванию «Стальной Лом» — председатель воровского клуба. Моя специальность — громила. Несгораемые ящики, американские и французские замки»… Он вежливо поклонился Холмсу… «Товарищ председателя» я Стальной Лом грациозным жестом указал на какого-то мрачного бродягу, сидевшего около — «Имени его точно не знаю, а прозвище — «Пистолет», беглый каторжник. Солидный человек, с хорошим стажем, и вам, как кажется, известен… по делу… по делу… По какому, бишь, делу ты известен Холмсу?»— спросил он Пистолета.
«По делу о фиолетовом брильянте… Потом еще трагедия в Ливерпульском экспрессе» — важно прохрипел Пистолет.
Я вздрогнул. Это были мрачные, кровавые дела.
Холмс был неподвижен.
…— Секретарь клуба… Вилльям Смоккинг. По прозвищу: «Не зевай». Это юноша, как вы видите, из высшего света. Его специальность такая интимная, что я предпочитаю об ней умолчать».
Секретарь поднялся, сделал изящный полупоклон в сторону Холмса и сел на место.
… — Члены президиума:.. «Воробей»… «Тюльпан»… «Чортик»… Все они вставали и отвешивали поклоны Холмсу.
…— «Теперь, господа!» — торжественно произнес председатель «Я предоставляю слово нашему уважаемому товарищу «Выгребаю», который сообщит вам биографию юбиляра».
Выступил «Выгребай» и прочел по бумаге краткий очерк жизни Холмса. Очерк был составлен объективно и дельно. Я услышал упоминание и моего имени.
Выгребай окончил, поклонился Холмсу и отошел в сторону.
…— Слово предоставляю «Воробью»— сказал председатель. — «Он сообщит нам статистические данные, хранящиеся в нашем архиве в двух шкафах, носящих название: «Холмс № 1» и «Холмс № 2». Должен сказать вам, как представителю королевской полиции — обратился он к Скотту, что уважаемый юбиляр в нашем архиве занимает места более, чем сыскная полиция всего Соединенного Королевства».
Скотт сконфуженно крякнул.
Вышел Воробей. Он имел вид настоящего ученого, в сюртуке, застегнутом на все пуговицы, в очках, одетых на маску… Тусклым, монотонным голосом он стал приводить цифры, одни цифры дел, раскрытых Холмсом, дел нерешенных им, цифры лиц, попавших из-за Холмса в тюрьму, на срочное заключение, на каторгу, на виселицу…
В зале сделалось тихо. Я слышал явственно, как колотилось мое сердце. Тук… Тук… Холмс был бледен.
Когда Воробей насчитал, как сейчас помню, 83 повешенных, он сделал паузу…
Председатель встал и сказал: «Прошу всех присутствующих почтить память погибших вставанием»… Все поднялись… «Уважаемые гости» — обратился к нам Стальной Лом, — «будьте любезны, встаньте и вы».
Мы поднялись.
Секунду все постояли молча. Председатель дал знак, и все опустились на места.
Воробей продолжал свою статистику. Он сравнивал на цифрах работу оффициальной полиции и Холмса. Сравнение было уничтожающее для полиции Лондона… Я помню, что по данным Воробья, в 1889 году один Холмс открыл удачно 545 дел, а лондонская полиция, в составе более тысячи агентов, раскрыла лишь 31 дело… В зале раздались смешки. Скотт усиленно пыхтел.
Воробей закончил свой доклад сопоставлением цифр дел, открытых разными «мировыми сыщиками», «чемпионами сыска». Оказалось, что Холмс раскрыл около 12000 дел, Нат Пинкертон — около 5000, Картер — 2000… Следовали имена французских, итальянских. испанских детективов. На последнем месте стоял русский сыщик Путилин. За ним значилось 9 открытых дел… Зал огласился хохотом, рукоплесканиями, криками: «Да здравствует Холмс! чемпион сыска!.. Король детективов!»..
У меня отлегло от сердца… Я искоса посмотрел на Холмса. Легкая краска показалась на его лице… Он тихо поднялся и сделал неопределенный поклон в пространство.
Зала пришла в неистовый восторг… Есе ревели от восторга. Председатель дал зале выразить свой бурный восторг и позвонил.
— Слово предоставляется нашему историографу — товарищу «Отмычке», — возгласил он.
Вышел Отмычка, толстенький, кругленький субъект, и в пространной речи стал излагать историю замечательнейших преступлений, открытых Холмсом… Должен сказать, что речь его направлена была, главным образом, против меня. Ведь, я был, так сказать, «оффициальным историком» Холмса. Оратор указал, что основная точка зрения Моя неправильна, что я стою на устаревшей «идеалистической точке зрения» и совсем не учитываю новых идей «исторического материализма». Это было справедливо. Не умаляя достоинств Холмса, оратор ловко провел идею о значений масс, говорил, по моему, слишком много о «классовом самосознании». Закончил он свой доклад перечнем фактических ошибок, которые я допустил в своих очерках, слишком субъективно представив деятельность Холмса. Признаюсь, мне было немного неловко. Я вспомнил, что и Холмс неоднократно удерживал меня от излишней идеализации.
