Мир пауков. Маг и Страна Призраков - [5]

Однако нынче утром не получалось ни расслабиться, ни воздать должное еде. В голову лезли лишь нелегкие мысли о том, кто же убил Скорбо и зачем. Оба вопроса заставляли теряться в догадках. Да, в городе полно ненавистников Скорбо, которые возликовали бы, заслышав весть о его гибели. Но ни у одного из них недостало бы ни отваги, ни дерзости заманить его в ловушку. Эти люди пробыли в рабстве у пауков так долго, что собственная воля у них полностью атрофировалась — помыкай ими как хочешь. И бесполезно лелеять надежду о расплате или возмездии: пауки горазды читать их мысли проворнее, чем Найл — книги.

Иное дело те, кого угнали в неволю из подземного города Каззака. Их умы остались непокоренными, к тому же вражда к паукам внушалась поколение за поколением. Но теперь, раз больше они не рабы, нет им смысла и враждовать. Большинство из них теперь надсмотрщики и учетчики, вполне довольные своим уделом. Жизнь под вольным небом вместо утлого существования в катакомбах вызывает у них восторг. И кроме того, даже им не хватает дерзости и коварства устроить ловушку…

В дверь легонько постучали, и заглянула рослая темноволосая девица. Нефтис, начальница личной охраны Найла. Она избегала смотреть ему в глаза: знала, что Найл очень негодует, когда его донимают за завтраком.

— Там в передней повелитель Дравиг.

— Проси.

Найл улыбнулся девушке, он не желал, чтобы слуги боялись его. Но в тех давно проштамповались страх и почтение перед вышестоящими. Их страх перед пауками напоминал страх раба перед каким-нибудь безжалостным тираном. И то, что Найл запросто, на равных общается с тиранами, вызывало у них благоговейный ужас. Это стало еще заметнее, когда в покои вошел Дравиг: Нефтис простерлась перед ним ниц, в то время как сам Дравиг присел в ритуальном жесте поклонения перед Найлом.

Судя по всему, Дравиг был самым старым пауком во всем краю, за исключением разве что древней паучихи, заправляющей советом города. Росту в нем было больше двух метров, только туловище тоньше и немощней обычного да ворсинки фонуты сединой. Насколько пауку можно понять человека, а человеку — паука, эти двое друг друга понимали.

Найл отодвинулся от столика и сел на подушку, чуть на возвышении. Продолжать трапезу было бы невежливо. По какой-то причине вид людей, занятых едой или питьем, вызывал у пауков брезгливость, все равно что у человека вид паука, поглощающего муху или крысу.

Дравиг не стал тратить время на околичности.

— Тебе известно, что Скорбо убит?

— Да.

— У тебя есть кто-нибудь на подозрении?

— Нет.

Во время этого диалога Найл говорил вслух, в то время как Дравиг изъяснялся телепатией. Изъяснялся телепатией и Найл (пауки не способны воспринимать человеческую речь), но ему сподручнее было проговаривать слова вслух, это как бы придавало мысли дополнительную внятность.

— Смертоносец-Повелитель очень сердит?

Даром что повелевала самка, людям она была известна как Смертоносец-Повелитель.

— Разумеется. Но он не отступится от соглашения.

Дравиг сознавал то, что на уме у Найла, в этом и заключалось преимущество общения посредством телепатии. Пока люди жили в рабстве, убийство одного паука каралось с немыслимой жестокостью: мучительной смерти порой предавали сотни людей… Когда рабы обрели свободу, Смертоносец-Повелитель согласился, что умерщвлений больше не будет.

— Тем не менее, — сказал Найл, — убийцы, если будут найдены, должны понести наказание.

— Решение зависит от тебя. Мы от соглашения не отступим.

Диалог прервался, и наступила тишина, но это была тишина понимания. Разум навел перемычки между двумя разными сущностями, Найл и Дравиг как бы слились воедино.

Дравиг:

— Но я не могу понять, как людям удалось убить паука.

— Пойдем со мной, — Найл поднялся, — я тебе покажу.

На том месте, где искалеченный Скорбо рухнул окончательно, орудовала бригада рабов, лопатами кидая снег в тачки, а кровь смывая ведрами подогретой воды. Оставлять паучью кровь — пятнать землю — считалось кощунством. Когда Найл с Дравигом проходили мимо, надсмотрщик щелкнул бичом, велев рабам застыть навытяжку, Найл отвел взгляд: пустые глаза и отвислые челюсти рабов всегда вызывали у него неуютное чувство.

Дверь была приоткрыта точно так, как ее оставил Найл. Когда вошли в усеянную мусором переднюю, Дравиг приостановился и разомкнул челюсти-хелицеры; просто так он этого бы делать не стал — значит, что-то почуял. Но этим все и ограничилось, спустя секунду он следовал за Найлом по коридору и наружу в сад.

Найл указал на пальму с обтесанной верхушкой.

— Вот что убило Скорбо.

Дравиг не взял в толк решительно ничего. Пауки безнадежно далеки от понимания элементарных принципов механики. Найлу пришлось передать умозрительную картину, прежде чем Дравиг смог уяснить, как дерево можно использовать в качестве орудия убийства. Но и это, похоже, не убедило. Чтобы он удостоверился окончательно, пришлось указать на веревку, все еще болтающуюся возле верхушки дерева, и на стену в кровавых пятнах.

Указал Найл и на саму форму кровавых всплесков — эдакие султанчики-хвостики, — объяснив, что такие очертания у них от неимоверной силы удара.