Мир пауков. Маг и Страна Призраков - [39]

— Что, если бы я стал просить Смертоносца-Повелителя о помиловании?

Дравиг ответил без колебаний:

— Я бы этого не советовал.

— Ты имеешь в виду, он бы не согласился?

— Нет. Он бы согласился. Но для самих подсудимых это было бы позорным унижением.

— Почему? — растерянно спросил Найл.

— Потому что они были бы обязаны жизнью тому, кого считают врагом. Они предпочли бы смерть.

Теперь впереди поднимался Дравиг. Идя за ним следом, Найл пытался осмыслить этот последний ошеломляющий парадокс паучьей ментальности, то, что паук предпочтет смерть великодушию «врага». И тут, по-новому осознав удушающую напряженность в воздухе, внезапно понял. В отличие от людей, пауки находятся меж собой в тесном телепатическом контакте. Не было бы способа, каким паук мог бы забыть или игнорировать то, что он последняя тварь, недостойная жизни…

В здании стоял густой полумрак, каждое окно покрывал толстый слой пропыленной паутины, скопившейся за века. Какой-нибудь давно умерший Смертоносец-Повелитель, возможно, облюбовал это место под обиталище, потому что главная лестница здесь была из черного мрамора, а стены облицованы материалом, напоминающим черное вулканическое стекло. У пауков было инстинктивное стремление к темноте — несомненно, потому, что она необходима для сокрытия их тенет.

На четвертом этаже Дравиг остановился перед широкой дверью, обитой черной кожей с узором медных заклепок. Два стоящих на страже бойцовых паука застыди так неподвижно, что их можно было принять за статуи. То же самое можно было сказать и о темноволосой девице, стоящей навытяжку перед дверью. Она была затянута в черную униформу, белые руки составляли резкий контраст. Найл узнал в ней Сидонию, начальницу внутренней службы Смертоносца-Повелителя. Она смотрела сквозь него не мигая — малейшее движение зрачков расценивалось как грубое нарушение дисциплины, — затем повернулась к ним спиной и распахнула дверь.

В открывшемся просторном зале было достаточно света, и можно было различить, что стены и потолок сплошь покрыты пыльными жгутами паутины. В дальнем конце протянувшиеся от пола к потолку заросли тенет были такие густые, что напоминали ячеи рыбацкой сети или хитросплетение лиан. Найл чувствовал, как из середины этих джунглей за ним наблюдают невидимые глаза. Когда он остановился, в груди зазвучал голос Смертоносца-Повелителя:

— Добро пожаловать, избранник богини.

Найл ответил:

— Честь имею находиться в твоем присутствии, о Повелитель Земли.

Когда глаза привыкли к темноте, Найл стал различать и других пауков, стоящих вдоль стен; они стояли настолько неподвижно и так удачно вписывались в фон, что были практически невидимы.

Совершенно неожиданно Найл почувствовал необходимость вглядеться в темноту, каждый паук в комнате стал ясно различим. На секунду подумалось, что это солнечный луч проник в темные окна. И тут Найл потрясенно понял, что произошло. Смертоносец-Повелитель ввел его в сложную сеть общего сознания, сосредоточенного в этом зале. Ему предоставлялась исключительная честь стать частью того общего, что объединяет всех пауков.

В некотором смысле это было самое памятное ощущение в жизни Найла. Как и все люди, он с самого рождения видел мир через призму собственного сознания, все равно что человек, сидящий у окна крохотной каморки; даже общаясь с другими, он ни на миг не выходил за собственные границы. Он принимал это как должное, иначе в жизни и быть не может. Стоя один посреди зала, упрятанный в скорлупу собственной сущности, Найл чувствовал неловкость и всякие мысли лезли в голову; теперь же он мог стоять спокойно хоть целый год.

Достаточно освоившись со странным поначалу новым окружением, Найл перевел внимание на зал и осознал ситуацию, в которой очутился. Темное переплетение паутины напротив казалось теперь прозрачным, и до Найла впервые дошло, что ее можно сравнить с королевским троном, на котором восседает Смертоносец-Повелитель в окружении придворных, правящего совета города пауков. Каждый из этих советников — все самки — имел строго отведенное место. Единственно, кто присутствовал еще, не считая их с Дравигом, это шесть пауков-самцов, выстроенных по обе стороны зала; это, понимал он теперь, и есть подсудимые.

Едва внимание сосредоточилось на них, как стало ясно, что пятеро здесь — из «низов», паучий эквивалент капрала. Смутьяном был шестой — навроде капитана, — считавшийся ближайшим другом Скорбо. Этот паук был ниже и мельче остальных, хотя мощные лапы и челюсти выдавали недюжинную силу. Найл с удивлением понял, что ни этот паук, ни остальные не имеют имен — к чему они, когда сородича можно мгновенно узнать телепатическим импульсом? Если при общении надо сослаться на того, кто отсутствует, передается мысленный образ его сущности. Скорбо, Дравиг — все это имена, присвоенные отдельным особям людьми в порядке исключения.

Изучая этого, шестого, Найл выяснил также, что любое имя здесь — это нелепость. Паук, прибывший из дальней провинции за морем, был знатного происхождения; их семейство гам, в силу своего природного властолюбия, считалось в каком-то смысле знатью. Здесь, в паучьем городе, спесивые замашки провинциала вызывали у сородичей неприязнь, а над его малым ростом еще и посмеивались. А так как у пауков почтительность стоит едва ли не на первом месте, насмешливое пренебрежение выработало в «аристократе» драчливую заносчивость.