Мир от Гарпа - [55]

— С чего ты взял, что американцы большие блюстители гигиены! — в ярости говорила Шарлотта. — Подумал бы о своей матери! Да у тебя просто нет вкуса. Девчонки, которые занимаются этим бесплатно чуть ли не с первым встречным, должны были вызвать у тебя подозрение.

Так Гарп снова пострадал из-за отсутствия презерватива.

Он с содроганием шел к личному врачу Шарлотты, доброму человеку по имени Тальхаммер, у которого на левой руке не было большого пальца.

— Когда-то я был левшой. Но все преодолимо, если приложить усилия, — сказал, улыбаясь, герр доктор. — Можно научиться всему, чему хочешь! — И он продемонстрировал Гарпу, каким прекрасным почерком выписывает рецепты его правая рука. Было назначено простое безболезненное лечение. Во времена Дженни, по правилам старой доброй «Бостонской Милосердия», ему назначили бы «Валентиново лечение», и он тогда гораздо лучше запомнил бы, что не весь богатый американский молодняк так уж чист душой и телом.

Ни о чем таком Гарп, конечно, Хелен не писал.

Настроение было унылое; весна кончалась, город открывал ему множество мелких секретов, так распускающиеся бутоны посвящают в тайну цветка. Но Гарп чувствовал — Вена им почти исчерпана. Ему редко удавалось пойти пообедать с матерью: она не могла оторваться от письменного стола на такой долгий срок. Куда-то делась Шарлотта. Он не видел ее на рынке уже три субботы. Подруги ее сказали, что она больна, уже неделю как не работает. Однажды в мае на Кёрнтнерштрассе он остановил двух ее приятельниц и опять спросил про Шарлотту. Они отвечали неохотно. С оспиной на лбу сказала только, что Шарлотта больна серьезнее, чем думала. Та, что со шрамом, прибавила: у нее болен секс.

Весьма странное объяснение, подумал Гарп, хотя и знал, что с сексом может быть всякое. В ответ на эту реплику он усмехнулся, проститутка со шрамом нахмурилась и пошла прочь.

— Ничего ты не понимаешь, — сказала ее расфуфыренная подруга. — Забудь о Шарлотте.

Шарлотта не появилась и в июне, тогда Гарп позвонил доктору Тальхаммеру и спросил, где ее можно найти. «Сомневаюсь, захочет ли она кого-то видеть, — сказал герр доктор. — Впрочем, человек привыкает почти ко всему».

Неподалеку от Гринцинга и Венского леса, в Девятнадцатом районе, где не встретишь ни одной проститутки, Вена выглядела как собственное подобие, уменьшенное до размеров деревни; в этих пригородах многие улицы вымощены камнем, а деревья растут даже на тротуарах. Эта часть города была Гарпу незнакома. Сев на тридцать восьмой трамвай, он заехал гораздо дальше Гринцингер-аллеи; и, чтобы попасть в больницу, ему пришлось вернуться на пересечение Биллротштрассе с Рудольфинергассе.

Рудольфинерхауз был частной клиникой в городе государственной медицины; ее старинные стены — того же желтого цвета, что стены дворца Шёнбрунн, Верхнего и Нижнего Бельведеров. Она расположена в большом огороженном парке с цветниками, лечение в ней стоит не меньше, чем в американских платных больницах. В этой клинике не выдают больничных пижам, пациенты предпочитают собственную одежду. Лишь богатые венцы позволяют себе роскошь болеть в этих покоях, да иностранцы, не доверяющие бесплатной медицине, в конце концов смирившись с ценой, поправляют именно здесь свое здоровье.

В этот свой первый приезд в июне Гарп поразился, сколько в больнице хорошеньких юных мамочек с новорожденными младенцами. Много было выздоравливающих, но были и такие, как Шарлотта, — доживающие здесь последние дни.

У Шарлотты была отдельная комната, ведь теперь, сказала она, нет причин экономить. Гарп сразу, как только увидел ее, понял, что она умирает. Шарлотта похудела фунтов на тридцать[19].

Кольца она теперь носила на указательном и среднем пальцах, остальные так высохли, что кольца спадали с них; цвет ее лица напоминал тусклый лед на солоноватой воде Стиринга в ледоход. Шарлотта, кажется, совсем не удивилась его приходу, она была под воздействием наркотиков и, как подумал Гарп, осталась бы равнодушной к чему угодно. Он принес ей корзину с фруктами; раньше они часто ходили по рынку, потому он и знал, что́ она любит; но ей в горло ежедневно вставляли на несколько часов трубку, которая так раздражала пищевод, что Шарлотта ничего не могла глотать, кроме жидкости. Гарп съел несколько вишенок, пока Шарлотта перечисляла удаленные части своего тела: детородные органы, часть желудка и прямой кишки.

— И мои груди, я думаю, — прибавила она. Белки ее глаз были серые, руки лежали поверх одеяла там, где полагалось быть груди. Гарп видел, что руки ее почти не касаются одеяла, под которым явно что-то бугрилось. Это ничего не значило, Шарлотта была столь женственна, что и теперь достаточно владела своим телом, чтобы создать иллюзию груди.

— Слава тебе, Господи, что у меня есть деньги, — сказала она. — Это настоящий класс «А».

Гарп кивнул. На следующий день он принес бутылку вина; в больнице терпимо относились к спиртным напиткам и посетителям — роскошь, оплачиваемая богатыми пациентами.

— Если я и выберусь отсюда, — сказала Шарлотта, — что я буду делать? Они выпотрошили мой «кошелек».

Она с трудом выпила немного вина и заснула. Гарп спросил сиделку, что Шарлотта разумеет под «кошельком», хотя на самом деле догадывался. Сиделка, лет девятнадцати, если не моложе, ровесница Гарпа, покраснела и отвернулась, объясняя жаргонное словцо.