Мир от Гарпа - [203]

Перевернув последнюю страницу «Мира от Гарпа», я была потрясена. Помню, много лет назад в разговоре с кем-то из прозаиков-шестидесятников Юрий Казаков сказал, что время длинных романов прошло. Что теперь, после великих романистов XIX века, всякий роман — эпигонство. У вот у меня в руках толстенный роман, который уж никак нельзя обвинить в подражательности — так сложно и необычно он построен. Автору удалось не только показать жизнь нескольких поколений, но и вмонтировать в сюжет сочинения самого Гарпа, так что, имея дома роман «Мир от Гарпа», вы как бы обладаете еще собранием сочинений писателя Т. С. Гарпа, погибшего, как и Иисус Христос, в тридцать три года.

Описанная Джоном Ирвингом жизнь — это новый виток, говоря высокопарно, в поступательном движении человечества к неведомой цели, ясной лишь неведомому Создателю; новый виток человеческой морали. В том обществе, где родился роман, люди добрее и терпимее друг к другу, честность — не редкое свойство характера на грани чудачества, а удобство, высоко ценимое, вошедшее в плоть и кровь, без которого не может функционировать здоровое общество. Там реально существует свобода выбора — места жительства, жилья, работы, даже пола, что обеспечивается разумными и действующими социальными механизмами. И при этом такая завидная стабильность жизни.

Отличительная черта американского общества — и феминистское движение, подъем которого как раз пришелся на середину семидесятых годов (в восьмидесятых наблюдался некоторый его спад, сейчас оно опять набирает силу). Движение это разворачивается не в условиях феодально-тоталитарного режима, а в обществе индивидуалистов, где свобода личности — гарант процветания и благополучия всех. И женщины требуют не просто экономического и политического равноправия, но и полного изменения мужского и женского менталитета. И конечно, в этой стране, в отличие от нас, совсем иное отношение к сексу. Это еще и потому, что у среднего класса американского общества фактически нет социальных проблем — люди не ломают голову, где жить, как прописаться в столице, где достать еду и одежду. Секс — это, пожалуй, единственное, что придает остроту в остальном хорошо отлаженной жизни.

В Америке существенно меньше лицемерия. Лицемерие характерно для обществ, где властвуют условности, продиктованные перезревшей моралью. В XX веке нации одна за другой постепенно освобождаются от пут ханжества и двоедушия, конечно, не без влияния писательской братии. Умные, гуманные люди (прототипы героев Джона Ирвинга) относятся к сексу — одной из самых болезненных для нас социальных проблем — как к естественной человеческой потребности, правда, чреватой многими осложнениями, даже роковыми, если удовлетворять ее, нарушая некие правила. Эти люди без смущения рассуждают о половых отношениях, занимаются любовью, пишут о ней, грешат, испытывая чувство вины и стыда, но в самом сексе не видят ничего позорного, а тем более грязного.

Все эти черты нашли отражение в романе. На их фоне разыгрывается семейная драма Гарпа, Дженни Филдз из простой медсестры неожиданно для себя становится знаменем феминистского движения и гибнет от руки маньяка. В этом смысле «Мир от Гарпа» — абсолютно американский роман. Изображенные же в нем отношения — вненациональны; любовь, ревность, страх за детей — все это волнует и всегда волновало человечество.

Разумеется, в каждом обществе, даже в самом цивилизованном, сохраняются какие-то условности. Часть из них, не меняясь на протяжении веков, превращается в традиции. Другие отмирают на наших глазах. Такая условность, отображенная на страницах романа, — отношение общества к Роберту Малдуну, изменившему свой пол и превратившегося в Роберту Малдун, поскольку и для многих американцев транссексуалы — явление, способное вызвать шоковую реакцию. А, собственно, почему? Люди вправе распоряжаться своей судьбой как им вздумается, если, конечно, при этом они никому не причиняют зла. И Джон Ирвинг показывает, как постепенно преодолевается этот моральный запрет. Хотя автор и отмечает, устраивая брак Данкена с новоиспеченной женщиной, что, пожалуй, только Данкен мог бы на ней жениться, в романе, однако, имеется сцена, иллюстрирующая, как меняется в этом отношении сознание всего общества. Вскоре после смерти Роберты Данкен смотрит по телевизору матч, в котором участвуют «Орлы Филадельфии». В этой команде Роберта, будучи мужчиной, играла нападающим. И Данкен с грустью и радостью видит: на стадионе приспущен флаг в память о замечательном футболисте, а текст комментатора уважителен без тени насмешки. И Данкен замечает, как разительно изменились взгляды общества на транссексуализм, бывший еще недавно пощечиной общественной морали.

Сквозь весь роман проходит общая (экзистенциальная?) тема смерти. Все взаимосвязано, одна ниточка цепляется за другую. Страх за детей порождается инстинктом продолжения рода и усиливается живым писательским воображением. Но в человеке живут и другие страсти, хотя бы ревность к сопернику. Столкновение двух неуправляемых страстей производит в человеке такой сбой, что Гарп, узнав об измене жены и любя без памяти сыновей, трясясь над ними, тащит их в холод и дождь в кино; и без того простуженный Уолт после этого не умирает, однако, от воспаления легких, а гибнет в тот же вечер в результате безумного, бессмысленного порыва отца — уехать из дому, пока жена попрощается по телефону со своим любовником. Гарп позже признает — в смерти сына виновато их с Хелен временное помрачение рассудка.