Мир на краю бездны - [51]

Правительство Г. Брюнинга сделало своим лозунгом экономию. Либеральная политическая экономия диктовала устаревшие решения. Германия была столько должна, и состояние ее платежного баланса было настолько плачевно, что меры экономии не спасли экономику, а лишь обострили социальные бедствия, поскольку экономили прежде всего на бедствующих. Это обрекало либеральные партии на поражения в условиях выборов. В результате канцлер Брюнинг не мог сработаться с парламентом, который ориентировался на настроения избирателей. Президент Гинденбург назначал новые и новые выборы с одним и тем же результатом — усилением оппозиции.

Для Гитлера это был шанс, и он им воспользовался. Если в 1928 г. НСДАП получила 810 тыс. голосов и 18 мандатов, то на выборах в сентябре 1930 г. НСДАП собрала 6 миллионов 409 тысяч, что давало право на 107 депутатских мест — второе место после социал-демократов. В затылок нацистам дышали коммунисты — 4 миллиона 592 тысяч голосов и 77 мест. В условиях быстрого размывания либерально-консервативного центра правящая элита не могла не понимать — борьба за радикальные массы ведется между коммунистами и нацистами. Шанс на выход не давали и социал-демократы — в 1928–1930 гг. они находились у власти, но не смогли предложить достойного ответа на проблемы, поставленные кризисом. Как это часто бывает, социал-демократы говорили о социалистических преобразованиях, но не проводили их. Итог — разочарование избирателей в демократических организациях и процедурах. Гитлер стал влиятельным человеком в Берлине. Но он жаждал большего.

Коммунисты против фашистов

Успеху нацистов способствовал раскол рабочего движения. Часть рабочих поддерживала социал-демократов, часть — коммунистов. Свои профсоюзы создали и нацисты. Коммунисты выступали за ликвидацию рыночной экономики и парламентской демократии, превращение Германии в советскую республику по образцу СССР. У них тоже были свои отряды, которые участвовали в столкновениях с полицией. После кровопролитных столкновений коммунистического Союза красных фронтовиков с полицией 1 мая 1929 г. он был запрещен, но в полуподполье его отряды сохранялись.

С самого начала существования фашизма коммунисты относились к нему с крайней враждебностью. И это естественно по многим причинам. Во-первых (и это для коммунистов было важнее всего), фашисты были настроены крайне антикоммунистически. Во-вторых (и это было настоящей причиной первого), коммунисты и фашисты были конкурентами в борьбе за отчаявшиеся массы, стремившиеся к радикальным переменам, лишь бы выйти из своего бедственного положения. Коммунисты и фашисты были двумя вариантами тоталитарных движений, но одно стремилось установить тоталитарное общество на основе социально-классового сплочения, а другое — национально-расового. И в этом была принципиальная разница. Поэтому (в-третьих) фашисты и коммунисты при всем сходстве формы их авторитарной организации и режимов, установленных ими в разных странах, в отношении социальной организации общества действовали в разных направлениях.

Пока фашизм еще только возникал, коммунисты сравнивали его с «черной сотней» и «белой гвардией», надеясь, что вовлечение в это реакционное движение широких масс «взорвет» фашистский режим изнутри. Ведь массы-то, по мнению коммунистов, прогрессивны и демократичны по своей природе, они стихийно стремятся к свержению капитализма, а фашизм его защищает.

Но этого не произошло, и коммунисты стали искать объяснения такому странному явлению — массовое народное движение (то есть движение, в котором участвуют широкие средние слои и даже часть рабочего класса) служит буржуазии. Немецкий коммунист А. Тальгеймер предложил считать фашизм бонапартистским явлением, обращая внимание на то, что служит оно скорее не буржуазии, а самому себе, опираясь на разные социальные силы. Но эта идея не прижилась, ибо ослабляла внимание к борьбе против капитализма. Все зло — от капитализма. Фашизм — зло, следовательно, и он — слуга капитализма. V конгресс Коминтерна в 1924 г. принял формулу Г. Зиновьева, по которой «Фашизм представляет из себя боевое оружие крупной буржуазии в борьбе с пролетариатом, который она не в силах сломить путем законных государственных мер… Однако по социальному составу фашизм должен быть признан мелкобуржуазным движением»[192]. Итак, мелкая буржуазия служит материалом для орудия буржуазии. Это ставило фашизм в привычную для коммунистической идеологии нишу, где уже находилась социал-демократия — тоже «орудие буржуазии», которое по социальному составу представляет мелкобуржуазную интеллигенцию и проникнутый мелкобуржуазными настроениями рабочий класс. Такое нехитрое умозаключение позволило конгрессу прийти к выводу: «все буржуазные партии, и особенно социал-демократы, принимают более или менее фашистский характер… Фашизм и социал-демократия составляют два острия одного и того же оружия диктатуры крупного капитала»[193].

Социал-демократы отвечали коммунистам теми же чувствами, без труда находя общие черты между ними и фашистами (диктатура в партии и стремление к установлению диктатуры в стране, готовность к применению насилия). Так возник треугольник ненавидящих друг друга сил: фашисты — коммунисты — социал-демократы.