Мир меняющие. Книга 1. Том 2 - [19]

Кроме всего вышеперечисленного, мать Оливия обладала еще и очень развитыми навыками, позволяющими вводить человека в глубокий сон, в котором он не чувствовал боли, и мог вспомнить или забыть то, что ему было сказано когда-то.

Ди Астрани должен был следить за состоянием девушки в процессе выполнения процедуры. Повитуха села неподалеку на стул со спинкой — она была уже немолода и, спасая жизни других, частенько забывала позаботиться о себе. Прикрыла рукой утомленные за долгий день глаза, потом заговорила:

— Я слышала о твоем пути — через что вам пришлось пройти, это просто немыслимо. Теперь все вы, вернувшиеся, знаете, на что способны. Лентина, доченька, ты снова должна мне довериться. Ложись, расслабься и выполняй мои указания как можно точнее.

Девушка подчинилась без расспросов — Аастр, помнится, тоже говорил, что ее вновь подвергнут процедуре извлечения того, что было заложено. Голос Аастра слышался так ясно и отчетливо — словно он тоже был здесь, хотя вся поездка в Турск и та тоска, которая сопутствовала ей, уже начали изглаживаться из памяти, затмеваемые безмерной радостью обретения пропавших детей. Мать Оливия продолжила:

— Закрой глаза. Руки положи вдоль тела, ладонями вверх. Представь, что твое сознание перемещается в твои ноги. Ноги покрывает одеяло — красное одеяло из Прогали, легкое, теплое и пушистое. Одеяло давит тебе на ноги, и ты не можешь их поднять. Я буду считать до семи и когда закончу, ты уснешь и сможешь ответить на те вопросы, которые я буду задавать. Один, два, три…

На «трех» Лентина отключилась и не слышала далее ничего, уснув так крепко, как уже давно не спала — с детства, наверное. Мать Оливия начала говорить:

— Давай вернемся в то время, когда ты жила с родителями, и каждый день был наполнен открытиями. Твоя мать еще жива. Я и она стоим рядом. Мы зовем тебя в дом, ты бежишь к нам из сада. Твои волосы заплетены в смешные косички, на бегу они легонько ударяют тебя по плечам, солнечный свет слепит твои глаза и тебе приходится щуриться, чтобы увидеть нас отчетливо. Ты подходишь к дому — пахнет свежим хлебом, озером. Ты собирала персики и несешь корзинку с плодами в руках. Ты отдаешь корзинку матери, и мы с тобой идем в дом.

Лентина лежала, не шелохнувшись, как ей было приказано, но щеки были мокры от льющихся безостановочно слез — такие воспоминания хранятся в самых глубинах памяти, как редкая драгоценность. Они достаются из этих глубин изредка, когда никто не может подсмотреть, как усилиями памяти ты воскрешаешь тех, кто любил тебя, и кого любила ты. Вспоминая те светлые времена, когда все, казалось, будет прекрасно, когда ты думаешь, что это счастье будет продолжаться вечность — и запах свежего хлеба, и прикосновение бархатистых персиков, и ласковые руки тех, кого уже не вернешь никогда…

Впрочем, понимая причину слез, мать Оливия даже не пыталась остановить их, процедуре они не мешали, а девушке лишь на пользу пойдет встретиться с дорогими ее сердцу воспоминаниями перед непосильной работой, которая ей еще предстоит. А пока лились слезы, Лентина заговорила, спокойно диктуя то, что ей вложили в память в далекой-далекой безоблачной юности. Она рассказала со всеми подробностями о потайных спусках, которые приводят ищущих и знающих к семи башням Мира, сооруженных для борьбы с давно ожидаемой катастрофой. Предки мирян, чья кровь носила божественные печати, не сидели, сложа руки, заранее зная, что им предстоит пережить.

Каждый клан вложил душу и сердце в эту борьбу. Каменщики построили башни, купцы дали денег, пастыри вдохновляли в трудные годы, когда руки просто опускались. Повитухи приветствовали рождающихся и лечили страждущих, помогая уходить без боли умирающим, весовщики охраняли покой разумов, астрономы стали сторожевыми псами времени и звезд, и в силу своих способностей, хранителями точного времени. Прим, несущий божественные знания из самой глубины веков, хранил ключи. Ключи к механизмам обороны — придуманные повитухами, переходили от одного к другому самому яркому представителю касты, который становился предводителем — верховным кастырем своих кровников. У Прима хранились лишь дубликаты ключей. При замене верховного кастыря вступающий в права кандидат привозил ключ для подтверждения смены и проверки идентичности, присягал на верность и посвящался в кастыри, так и не узнав, зачем служит этот ключ — символ, и не более того. Да и зачем лишний раз приносить кому-то лишние печали от знаний, которые то ли пригодятся, то ли нет.

Странное и страшное это было зрелище — Лентина с остановившимися глазами, невидяще уставившись на пламя светильника, с мокрым от пролитых слез лицом, сосредоточенно чертила планы потайных ходов, схемы секретного оружия, порядок его запуска и применения, ни разу не проведя неверной линии, не ошибаясь ни в едином знаке. Ее недавняя попытка изобразить то же самое в Турске пошла на пользу, схемы стали более подробными, линии — уверенными и точными. Накопился уже целый ворох бумаг, которые громоздились на столе, лежали под ним, а девушка рисовала, чертила и писала без остановки. И вот последняя буква описания была запечатлена, и она упала бы без сил на ворсистый серый ковер, если бы Ди Астрани не успел ее подхватить. Он всю ночь просидел настороже, следя, чтобы одной из его новоявленных любимиц не нанесли вреда — самого малейшего даже в этом благословенном приюте. Мать Оливия, глядя на него, усмехнулась, с нежностью глядя на кастыря астрономов: