Мир иной. Что психоделика может рассказать о сознании, смерти, страстях, депрессии и трансцендентности - [12]

* * *

Из трех событий, случившихся в 2006 году и пробудивших психоделики от многолетней спячки, наиболее глубоким и далекоидущим по своему воздействию было последнее, третье, а именно: публикация в журнале «Психофармакология» упомянутой в прологе статьи – той самой, которую прислал мне по почте Боб Джесси и которую я в свое время поленился открыть. Это событие тоже имело ярко выраженный духовный оттенок, хотя эксперимент, который в этой работе описывается, был детищем известного ученого, человека строгих научных взглядов Роланда Гриффитса. Так уж получилось, что именно Гриффитс, из всех исследователей психоделиков самый, пожалуй, маловероятный кандидат для подобной работы, решился на исследование свойств псилоцибина, чтобы на основе собственного мистического опыта сотворить переживание «типа мистического». Знаковая работа Гриффитса, носящая, как уже говорилось выше, название «Псилоцибин способен вызывать у больных переживания вроде мистических, имеющих лично для них важный непреходящий смысл и духовное значение», была первым тщательно продуманным, контролируемым клиническим исследованием двойного слепого метода, проведенным за последние четыре десятилетия, если не больше, с целью изучения психологического воздействия психоделиков. Пресса отреагировала на нее довольно вяло, но те немногие отклики, которые все же появились, были полны такого восторга и энтузиазма, что поневоле закрадывалась мысль: уж не улеглась ли наконец та моральная паника по поводу психоделиков, которая охватила общество в конце 1960-х годов? Нет сомнения, что позитивная тональность откликов в прессе во многом была обязана тому факту, что по настоянию Гриффитса в журнал были приглашены несколько всемирно известных исследователей психоделических препаратов (причем некоторые из них – бывалые вояки, отличившиеся в войне с наркотиками): их попросили прокомментировать исследования, и именно они снабдили журналистов, освещавших эту тему, мощным идеологическим прикрытием.

Из всех комментаторов, отозвавшихся на эту публикацию и посчитавших ее одним из важнейших событий начала нового века, только Герберт Клебер, бывший заместитель Уильяма Беннетта, главного эксперта по наркотикам в правительстве Джорджа Буша, а позднее директор Отдела по вопросам злоупотребления психоактивными веществами в Колумбийском университете, отметил ее методологическую точность и признал, что исследование психоделиков таит в себе «большие терапевтические возможности», которые вполне «заслуживают поддержки со стороны национальных институтов здравоохранения». А Чарльз «Боб» Шустер, занимавший пост директора Национального института токсикомании при двух президентах, заметил, что термин «психоделический» весьма удачен, потому как не только подразумевает расширение сознания, но и выражает его собственную «надежду на то, что эта знаковая работа послужит также делу расширения данной отрасли». И он же высказал мысль, что этот столь «привлекательный» класс препаратов и тот духовный опыт, который они вызывают, могли бы оказаться весьма полезными при лечении наркозависимости.

Работа Гриффитса и отзывы на нее еще ярче выявили и обозначили то важное различие, которое существует между так называемыми классическими психоделиками (к ним относятся псилоцибин, ЛСД, ДМТ и мескалин) и более «ходовым товаром», то есть низкопробными наркотиками, с их ярко выраженной токсичностью и способностью вызывать зависимость. Другими словами, американский научный истеблишмент, занимающийся исследованием психоактивных веществ, просигналил со страниц одного из ведущих научных журналов, что психоделические препараты заслуживают того, чтобы к ним относились совсем по-другому, и признал, по словам одного комментатора, «что, если пользоваться ими должным образом, эти соединения могут оказывать замечательное и, вероятно, благоприятное воздействие, несомненно заслуживающее дальнейшего изучения».

История появления этой работы интересна сама по себе, потому как проливает свет на непростые отношения между наукой и другой сферой человеческих устремлений, которую эта наука с момента своего возникновения всячески презирала и в целом не признавала, отказываясь иметь с нею дело; я имею в виду духовность. Ибо, задумывая первое современное исследование псилоцибина, Гриффитс с самого начала решил акцентировать свое внимание не на потенциальном терапевтическом эффекте этого препарата – по этому пути пойдут другие исследователи в надежде, что им удастся реабилитировать некоторые из запрещенных веществ вроде MДMA, – а на духовном воздействии этого опыта на здоровых, нормальных людей. Есть ли в этом что-то хорошее и если есть, то что?

В редакционной статье, сопровождавшей публикацию работы Гриффитса, психиатр Чикагского университета и эксперт по проблемам злоупотребления наркотиками Харриет де Уит попыталась снять это напряжение, указав на то, что стремление к состояниям, которые «освобождают человека от пут повседневного восприятия и мышления в поисках универсальных истин и просветления», – это непременный элемент жизнедеятельности человечества, элемент, который, тем не менее, «не пользовался большим доверием у представителей научного мира». Пришло время, утверждает она, когда наука наконец «должна признать эти невероятные субъективные переживания… даже если они иногда несут в себе утверждения о некой высшей реальности, находящейся вне сферы компетенции науки».