Мир - [74]
Образ Томаса является самым колоритным в галерее бродяг. Начитанный и образованный, отличающийся острым умом и красноречием, он способен заткнуть за пояс даже школьного учителя Тёнеса (глава XVIII). Кроме того, Томас пытается по мере сил зарабатывать на жизнь честным трудом жестянщика. Энок изо всех сил старается помочь Томасу и его семейству начать новую жизнь. Он берёт к себе в дом Каролуса Магнуса, а потом добивается того, что у Томаса появляется собственное жилище. Однако Томас не в состоянии вырваться из замкнутого круга. Он не может совладать с соплеменниками и с собственным семейством — и дом его вскоре превращается в притон. Цыганская натура, текучая, буйная и неспокойная, берёт верх. В главе XXVI Томас решается на преступление, чтобы спасти себя и семью от голодной смерти. Он пытается оправдать себя тем, что это — единственный выход, а сам он, который всю жизнь старался быть честным человеком, даже совершив воровство, будет честнее своих знакомых соплеменников, погрязших в чёрных делишках. Характерно, что потерпевшим становится Энок, в доме которого Каролус Магнус знает каждый угол. Так цыгане благодарят своего благодетеля, который, с одной стороны, воспринимает это как очередное «проклятие Божие», с другой — осознаёт, как горько заблуждался, приютив у себя цыган. Это осознание становится ещё одной каплей в чаше отчаяния Энока.
Показывая трагедию Энока Хове, Гарборг беспощадно критикует издержки пиетизма. Фанатизм Энока — не только и не столько признак его деградации или душевной болезни. Гарборг показывает, к чему могут привести религиозные учения, отошедшие от «подлинного» христианства и чересчур буквально трактующие Писание.
Вместе с тем следует отметить, что в романе Гарборг не даёт положительного идеала верующего человека. Образы приживалки Гури и Ларса Нордбраута, пытающихся спорить с Эноком и не принимающих его фанатизма, выступают как второстепенные, а студент Ульсен выглядит — при всей здравости своих суждений о вере и о Боге — скорее как комическая фигура — уже потому, что разглагольствует о высоком в состоянии подпития, мешая здравые мысли с романтическими клише. Задачей писателя в «Мире» было показать «тёмные» стороны духовной и религиозной жизни. Положительный идеал он создаёт уже в следующем своём крупном произведении — поэме «Хаугтусса».
«Мир» — роман очень непростой, требующий вдумчивого чтения. Повествование о судьбе героев, неторопливо разворачивающееся на фоне многочисленных лирических отступлений, перемежается философскими и теологическими спорами, внутренними монологами Энока, его мистическими видениями. Пытаясь непосредственно передать душевное состояние главного героя, автор то и дело «спотыкается», обрывается на полуслове, использует характерный для модернистов приём монтажа, «поток сознания». Иногда голос повествователя настолько сливается с голосом Энока, что у читателя возникает соблазн их полного отождествления. Но повествователь, тем не менее, всегда сохраняет дистанцию между собой и героем, и это в первую очередь достигается за счёт авторской иронии. Языковое мастерство Гарборга-романиста достигает в «Мире» своей вершины, особенно в картинах природы. В то же время столь пёстрая языковая палитра, полная редких, сугубо диалектных и устаревших слов, создаёт большие трудности для читателя, даже для норвежского.
В текст романа вплетены множество прямых и косвенных цитат из Библий, а также сочинений крупных теологов — Понтоппидана, Арндта и других. Большинство дословных библейских цитат снабжены ссылками и приводятся по русскому синодальному переводу Библии.
Настоящий перевод выполнен по изданию: Garborg, Ame. Fred // Skriftir i Samling. — Bd. IV. — Kristiania: Aschehoug, 1921-22. Данный вариант «Мира» несколько отличается от текста первого издания 1892 года, но в то же время является «классическим» и наиболее авторитетным. Кроме того, в работе использовано комментированное издание «Мира» под редакцией Сигбьёрна Рейме (2001), предпринявшего попытку сделать текст романа понятным современному читателю. Так, в издании Рейме многие устаревшие слова и выражения заменены на современные. Столь прямое вмешательство в авторский текст может казаться не вполне правомерным, однако это значительно облегчает прочтение и понимание текста читателем XXI столетия. В русском переводе романа данный принцип является определяющим.
В завершение переводчику хотелось бы выразить искреннюю благодарность норвежским коллегам, оказавшим неоценимую помощь в работе с текстом: историку и земляку Гарборга Колбейну Финтланду (Брюне), пастору Мортену Лунду и профессору Гудлейву Бё (Университет Осло), а также чрезвычайному и полномочному послу Норвегии в России Ойвинду Нурслеттену за внимание и поддержку.
Алексей Сельницин
Портрет Арне Гарборга из собрания Музея Аскер
Норвежский писатель Арне Гарборг (1851–1924), выходец из крестьянской среды, писал романы, стихи, пьесы и эссе.
Его поэтический цикл «Haugtussa» стал классикой норвежской лирики, и многие в Норвегии знают стихи из этого цикла наизусть, подобно тому как в России чуть ли не каждый может продекламировать стихи Пушкина и Лермонтова.
