Мир дома твоего - [44]

и принцип безусловного принятия собеседника. Но как быть консультанту, если он вовсе не сочувствует злобным чувствам собеседника? Чтобы это отрицательное отношение к состоянию говорящего не перешло на оценку его личности, консультант должен сохранять позицию вненаходимости, о которой мы уже говорили. Она в данном случае выражается в отстраненности от наличного состояния Ф. Для этого консультанту необходимо оставаться самим собой, иметь свою позицию и не поддаваться напору эмоций собеседника. В ответ на кровавые планы Ф. консультант спокойно высказывает свою точку зрения: кровопролитием делу не поможешь, “взявший меч от меча и погибнет”. Встретив сопротивление, поток агрессии не прекратился. Но Ф. проявил интерес к точке зрения собеседника. На его прямой вопрос: “Что же делать?” — консультант не дал ответа, чувствуя, что он вызвал бы лишь негативную реакцию и усилил агрессивность Ф., но дал понять, что ответ есть: “Серьезные люди занимаются делом”. В конце почти получасовой беседы речь Ф. была уже не агрессивной, а шутливо-иронической: “Что же, гречку сеять?”

Для гуманистической психологии характерно стремление не давать советов и оценок собеседнику. Мы не даем оценку агрессивным намерениям собеседника: “Взявший меч от меча и погибнет”. Даем ее и в других случаях. Ориентиром в таких оценках является неличное мнение, а общечеловеческие духовно-нравственные ценности. Чтобы не нарушить гиппократовскую заповедь: “не навреди!”, консультант, говоря словами психолога Л.С.Выготского, должен стоять на незыблемой “скале” нравственных ценностей. Что же касается собеседника, он свободен в выборе, но прежде, чем его сделать, ему следует осознать нравственную альтернативу, перед которой он оказался.

Следующий пример иллюстрирует другой принцип диалогического консультирования: умение слышать внутренний диалог собеседника.

...Л. 17 лет. Он позвонил, жалуясь на одиночество: нет друга, девушки. Потом заговорил о трудностях жизни — “все злые”.

Консультант высказал свое мнение о том, что это от бездуховности, на что Л. ответил жалобами: над ним все смеются, издеваются за то, что он не такой, как все; не пьет, не курит, не соблазняет девушек. Консультант сказал ему “о здоровой овце в больном стаде”. А вы с мужем счастливы и считаете, что все вокруг — больные?” — в этой реплике Л. консультант признала свою ошибку (осуждение людей, находящихся в бедственном состоянии); в ней прозвучала и явная заинтересованность Л. личной жизнью собеседницы; его вообще волновали проблемы любви и семьи. Признав свою оплошность, консультант сказала, что и у нее есть свои трудности. Это признание побудило Л. на откровенность, он признался, что тайком от родителей разглядывает “Плейбой” и ему это приятно... У юноши явная сексуальная озабоченность. Но разглядывание порнографического журнала, видимо, тяготит его, и он рассказывает об этом, чтобы облегчить совесть. В его душе идет борьба между стремлением к любви, семье и грубым сексом. Консультант на стороне его высшего голоса: подтверждая его, она говорит о том, что без любви секс не может удовлетворить человека, что в Америке на смену “сексуальной революции” пришел культ романтической любви и многодетной семьи. Последними словами Л. были: “Спасибо. Вы укрепили мою веру. Теперьмне легче будет с этим жить”.

На протяжении почти всей беседы Л. выговаривал то, что его мучило, смущало, чего он стыдился в себе. Из его слов можно бы сделать вывод, что он “не такой, как все” лишь потому, что над ним довлеют родители, запреты которых он боится нарушать. А из последних слов явствовало, что слова консультанта укрепили его сокровенную веру в любовь. Характерно то, что он не устыдился много говорить о сексе, но об этой вере в любовь сказал только в конце. Современные подростки и юноши стыдятся говорить о высоком: эта тема у них запретна. В подсознание вытеснены не постыдные сексуальные влечения, как о том писал З. Фрейд, а, напротив, высокие стремления духовного Я.

В душе Л. различаются голоса наличного Я, озабоченного сексуальными проблемами, и духовного Я, стремящегося к высокой любви. Важно слышать эти голоса именно так, как они звучат в душе собеседника, чтобы найти именно те слова, которые открывают вход во внутренний диалог собеседника. Тогда голос консультанта сливается с внутренним голосом собеседника, подтверждает, выявляет, укрепляет его.

Признаком того, что это — голос духовного Я, служат общечеловеческие духовно-нравственные ценности, когда они звучат не в поверхностно-морализующей тональности, а как бы рождаются в сознании человека, нередко пробиваясь сквозь сопротивление наличногоЯ с его привычными мнениями и оценками.

...Девушка взволнованно рассказала о своей личной трагедии: друг, с которым она связывала свое будущее, бросил ее в крайне опасной для нее ситуации, испугавшись за свою жизнь. Все знакомые, да и он сам, считают, что ему нет прощения. И она не может его простить, но мучительно страдает от этого.

Консультант, глубоко сопереживая собеседнице, поначалу и сам склоняется к мысли, что это невозможно простить, и долго пытается ее утешить, но безрезультатно. Ситуация заходит в тупик. Консультант чувствует невысказанную потребность девушки простить вопреки всему, что она говорит. На помощь приходят слова апостола Павла: “Любовь долго терпит”. Беседа принимает совсем иной характер: отчаяние и безнадежность сменяются оживлением и надеждой. Девушка находит объяснение паническому бегству своего друга, впервые за все это время вспомнив, что он сам пережил глубокую душевную и физическую травму в подобной же ситуации. Она принимает случившееся как испытание их любви.