Мир до начала времен - [78]

Выслушав Сергея Петровича, отец Бонифаций немного подумал и спросил:

– А какой еще есть применений у табак, кроме как курить?

– В основном из него делали настойки для уничтожения насекомых, – сказала Марина Витальевна, – как тех, что вредят в огороде, так и тех, что живут прямо на человеке. Еще такие настойки обладают обеззараживающими свойствами и помогают при некоторых кожных болезнях. Но применение их при этом должно быть наружным, а отнюдь не вовнутрь, ибо не стоит глотать то, от чего дохнут даже мухи.

– Тогда, если тут и в самом деле есть рука Великий Дух, – сказал священник, – я быть за ограниченный запрет курить, только для женщина и ребенок. Мужчина сам должен решить, делать ему это или нет, и не должен предлагать попробовать никто другой, даже если это быть тоже взрослый мужчина. На этом я сказать все.

– Согласен, отче Бонифаций, – сказал Сергей Петрович, – так и запишем. Курение для взрослых мужчин – процесс допустимый, но его активное распространение – под запретом. Детям обоих полов и женщинам продуктивного возраста курение запрещено категорически.

– Да, именно так, – подтвердил отец Бонифаций. – Я предлагаю закончить обсуждать табак и перейти к следующий вопрос.

– Следующий вопрос – это начало зимних работ, – сказал Сергей Петрович. – У кого есть какие предложения?

– Первым делом, – сказал Андрей Викторович, – в окрестностях Большого Дома следовало бы провести антисвинячью войсковую операцию, и под корень истребить хрюкающих, за лето вновь появившихся на наших территориях. В качестве отправной точки следует использовать нашу яму для отходов, возле которой ночью опять был кабаний банкет, а в качестве загонщиков и грубой рабочей силы на этот раз я предлагаю взять на это дело римлян. Надеюсь, что у добрейшего Гая Юния по этому поводу не будет возражений.

– Какой может быть возражений, амиго! – сказал Гай Юний, потирая свои большие руки. – охота – это хорошо, а свежий жареный свинина еще лучше. Когда мы идти?

– Сегодня подготовимся, – сказал Андрей Викторович, – а завтра, еще затемно, начнем. Главное – застать стадо еще на ночной лежке и сделать так, чтобы ни один свинтус не сумел удрать от нас в кусты. На этом у меня все.

– У кого еще будут какие предложения? – спросил Петрович.

– Вы все тут люди городские, не в обиду вам будет сказано, – разгладив пышные усы, произнес старший унтер Пирогов, – и не знаете, что зима на самом деле не отдых, а горячее времечко. По зиме лес рубят и по зимнику везут на станцию или куда положено. Я уже слышал, что на тот год вы хотите строить много новых домов. Если это так, то послушайте знающего человека и делайте, как вам скажу. Зимой сосна стоит почти сухая, без соков, и сушить ее будет быстрей. Ваша вжикалка в мороз может работать не будет, но мы с мужиками управимся. Топорики ваш кузнец кует хорошие, дай Бог ему здоровья, так что и мы не подведем.

– В первую очередь следует расчистить место под будущий римский квартал, русскую и аквитанскую улицы, – сказал Сергей Петрович. – Но прежде чем браться за топор, следует составить план. Не стоит вырубать все подряд. Жить внутри соснового бора, оставляя при этом значительные лесные промежутки между домами, гораздо приятней, чем на открытом месте. И ветер в метель не задует, и дышится приятней.

– А как же быть с огородами? – спросил старший унтер. – Неужто нельзя?

– Пока нельзя, – подтвердил Сергей Петрович, – чтобы не получилось так, что какие-то дураки с утра до ночи трудятся ради общего блага, а самые «умные» немного работают на «опчество», но большую часть времени только на себя. Таким макаром и до беды недалеко, так что обскажи своим парням все таким образом, что огороды мы их семьям будем нарезать только после того, как сможем перейти от военного коммунизма к многоукладной экономике с товарно-денежными отношениями, частной и казенной собственностью, жалованием и прочими привычными вещами. А пока в нашем маленьком обществе для этого просто нет места, и жить среди нас сможет только тот, кто, как и мы, будет изо всех сил тянуть общую лямку. А иначе – гибель всем, ибо стоит нам разделиться внутри себя, как наступит конец. Те, на фрегате, тоже делили «твое» и «мое», тогда как в их положении следовало говорить «наше». Оттого они и погибли. Понятно, Гавриил Никодимович?

– Конечно, понятно, – сказал старший унтер, – отчего ж не понять. Неужто мы дурни, в самом деле? Да не очень-то и хотелось этих огородов. Бабье это дело – а вот баб, то есть жен, у нас пока нет.

– Жены у вас будут, не переживайте, – сказал Сергей Петрович, – холостяками не оставим. Теперь, когда местные вожди прослышали про стальные ножи, их уже ничем не остановишь. Но только этих женщин еще долго придется учить, что такое огород и как с ним обращаться, при том, что других здесь нет. Так что по этой причине с огородами тоже лучше обождать. Два-три года ваши будущие благоверные поработают на общество, а потом можно будет заводить и свои огороды.

– Так это что же, Сергей Петрович, получается вечная барщина? – прищурившись, спросил старший унтер.

– Ептить твою карусель! – выругался Андрей Викторович. – Ему тут про Фому, а он нам про Ерему. Во-первых – тебе же чистым русским языком сказали, что этот колхоз у нас не навечно, а ровно до тех пор, пока он необходим нам в целях выживания. Во-вторых – общественный труд у нас – это не барщина, а совсем наоборот. Пока вы строили казарму, то работали только на себя, но и при этом вам немало помогали. Теперь вы будете трудиться на общих работах, причем часть своего труда вы употребите сами, а часть пойдет на удовлетворение потребностей других людей, которые, в свою очередь, потребляют уже ваш труд. Эта система устойчива, пока в пределах нее все честны, и начинает разрушаться, как только у кого-то проявляется свой частный интерес. Если мы допустим подобное, то погибнем.