Мир до и после дня рождения - [5]

— Ты никогда не испытывала к ней расположения, поэтому просто забудь обо всем.

Ирина не чувствовала, что разрешила ситуацию должным образом, а значит, и ни пыталась ее разрешить. Каждое утро, по мере приближения 6 июля, она давала себе слово позвонить Рэмси днем, а днем клялась себе, что позвонит вечером. Тем не менее приличия следует соблюдать и тем, кто ложится за полночь, поэтому, взглянув на часы в 23:00, Ирина качала головой и вновь давала себе слово позвонить следующим утром. Встав с постели и подумав, она приходила к выводу, что Рэмси любит поспать допоздна, и цикл обещаний повторялся сначала. 6 июля выпадало на субботу, и в пятницу Ирине пришло в голову, что не совсем прилично предупреждать человека о празднике накануне, лучше сделать вид, что она забыла, чем показаться бестактной.

Что ж, теперь ей не придется самой решать проблему под названием «день рождения Рэмси Эктона». По телу прокатилось облегчение, неожиданно оставив после себя легкую тоску. В полночь зазвонил телефон, Ирина была настолько уверена, что это Лоренс, что, не задумываясь, ответила по-русски:

— Здравствуй, милый.

В ответ не раздалось ни звука.

— Здравствуй, любовь моя!

Молчание. Это не Лоренс.

— Извините… — смущенно произнес мужской голос с заметным британским акцентом. — Могу я поговорить с Ириной Макговерн?

— Ох, простите. Я слушаю. Просто думала, что звонит Лоренс…

— Это был русский?

— У Лоренса ужасающий русский, но кое-что он знает. В Москве ни за что бы не объяснился, но мы используем этот язык дома, для развлечения. — Ирина помолчала. — Так, шутки ради, — зачем-то добавила она в пустоту.

— Чертовски мило. — Собеседник до сих пор не представился, а ей было уже неловко спросить, с кем она говорит.

— Мы с Лоренсом и познакомились, когда я начала учить его русскому языку в Нью-Йорке. — Ирина помолчала, растерянно моргая. — Он писал диссертацию о нераспространении ядерного оружия в Колумбийском университете. Тогда считалось, что ему надо знать русский, хотя сейчас скорее корейский… Но у Лоренса нет способностей к языкам. Худшего студента у меня в жизни не было. — Бла-бла-бла. И кто же это? Впрочем, предположения у нее были.

Короткий смешок.

— Чертовски мило… Уж и не знаю, почему мне так кажется…

— Итак… — Ирина была решительно настроена выяснить личность мужчины. — А как у тебя дела?

— Все зависит от того, свободна ли ты завтра вечером.

— Как же мне не быть свободной? — И рискнула: — Ведь у тебя день рождения.

Вновь послышался короткий смешок.

— Ты ведь не сразу поняла, что это я, верно? Только что догадалась?

— Ну а как я должна была понять? Мы ведь — странно, конечно, — за все эти годы ни разу не говорили по телефону.

— Нет… — В голосе мелькнуло удивление. — Похоже, ни разу.

— Мы всегда договаривались о встрече через Джуд, так ведь? А после вашего развода этим занимался Лоренс.

Тишина. Манера Рэмси вести телефонный разговор напоминала синкопированную мелодию. Если Ирина не останавливалась, они начинали говорить одновременно или вместе замолкали.

— Что ты говоришь? — спросили они хором. А затем: — Извини.

И как они проведут вместе целый вечер, если простой телефонный разговор дается им с трудом?

— Не привыкла слышать твой голос в трубке, — произнесла Ирина. — Такое впечатление, что ты звонишь с Северного полюса по игрушечному телефону из картона с веревочными проводами. Временами становится как-то странно тихо.

— У тебя чудесный голос. Низкий, особенно когда ты говорила по-русски. Скажи еще что-нибудь. — В последнем слове он, естественно, проглотил половину букв, и у него получилось «штоньть». — По-русски. Что хочешь. Смысл не имеет значения.

Ирина могла повторить те предложения, с которых начала разговор; от рождения у нее было два родных языка. Но ее нервировал его тон, напоминая о сексе по телефону, где берут по фунту за минуту, — Лоренс называл это «телефонным онанизмом».

— Когда мы с тобой разговариваем, мне кажется, что я голая, — произнесла Ирина, непроизвольно прикрывая руками грудь. Слава богу, сейчас никто уже не учит русский.

— Что это значит?

— Ты сказал, это не важно.

— Все же объясни.

— Я спросила, какие у тебя планы на завтрашний вечер.

— М-м-м. Мне кажется или ты смеешься?

Но что же с завтрашним вечером? Пригласить его в гости, раз ему так нравится ее еда? Но мысль о том, что придется остаться с Рэмси Эктоном в квартире наедине, внушала ей ужас.

— Ты не возражаешь, — упавшим голосом произнесла она, — если я приглашу тебя на ужин?

И Рэмси ответил:

— Чертовски приятно, лапочка. — Нежданное проявление нежности. Подобное случалось с Ириной лишь однажды, во время деловой поездки в Ньюкасл, и казалось скорее чудным, чем приятным. — Но я хочу пригласить тебя в ресторан.

От внезапной радости Ирина рухнула в кресло, попутно дернув за шнур и уронив телефон.

— Что случилось?

— Телефон упал.

Рэмси засмеялся на этот раз во весь голос, и впервые за время их мучительного диалога ей стало легко.

— Это означает «да» или «нет»?

— Это означает, что я растяпа.

— Ты еще меня не знаешь.

— Знаю достаточно.

На этот раз Ирина взяла паузу.

— Прошел целый год, — произнес Рэмси.

— К сожалению, Лоренс не сможет прийти. — Ему это было известно, но она сочла важным упомянуть имя Лоренса в разговоре.