Мир человека в слове Древней Руси - [2]
В книге рассмотрены не все термины социальной жизни древнерусского периода, как требовалось бы для воссоздания полной панорамы. Историку всегда хотелось бы рассмотреть все без исключения понятия, которые относятся к делу, но лингвист пока не готов сделать это с одинаковой степенью законченности. Поэтому здесь рассмотрены лишь представления о тех сторонах социальной жизни, которые можно описать выразительно и последовательно на основании тщательной разработки проблемы или опираясь на личные исследования. Все остальное, о чем сегодня можно говорить как о возможном, вероятном или даже проблематичном знании, оставлено пока в стороне.
Возникает явное противоречие между синкретичным по существу мировосприятием древнерусского человека и аналитической формой изложения материала в книге. Дискурсивность современного мышления не дает автору другого способа изложения. Но несогласованность эта определяется и характером описания: лингвист, оперируя словами при помощи слов же и реконструируя лежащие в их основе понятия и представления (образы), не может изложить свой сюжет в виде объемной и законченной системы. Иногда, правда, это удается сделать в. виде заключений к отдельным разделам, но, конечно, не в той полноте, как того заслуживает тема. Однако устранение частностей и последовательности их развития чрезмерно упростило бы саму проблему, лишив ее известной меры научности, поэтому в некоторых разделах дано много фактов, и эти факты, как в старом перечне действующих лиц трагедии, даны по мере появления их на исторической сцене.
Нельзя понять и истолковать древнерусскую терминологию, не прослеживая ее развитие в предшествующий и в следующий за древнерусским периоды. Перед нами оказался бы простой перечень слов, не дававших представления о развитии понятий и образов, скрытых в этих словах. Поэтому история слов дана на широком развороте средневековой истории. Это позволяет понять, почему термин-понятие в своем появлении всегда чуть опаздывал по сравнению с темпом общественного развития. Раннее средневековье, породившее феодализм, пронизано терминологией родового быта, и только к концу древнерусского периода понятия (и слова, их выражающие) начинают соответствовать уровню социальной жизни, оставляя для последующих поколений уже свое представление о социальном. Но как только средневековье выработало собственные понятия о мире, в котором живет человек, возникло стремление к намеренной архаизации сложившихся именований, что, в свою очередь, долго препятствовало осознаванию тех действительных изменений, которые происходили в обществе. Вот почему важно знать, что было до Древней Руси и что, напротив, сама она принесла «зрелому» средневековью.
Накопленные русской наукой знания о Древней Руси позволяют приняться за лингвистическое описание этого рода явлений. Если читатель почувствует смысл и пользу подобной работы, поймет значительность и глубокую важность средневековья в становлении коренных понятий современного нам языка, я буду считать, что не зря писал эту трудную книгу.
ВВЕДЕНИЕ: образ — понятие — слово — история
Если за словом стоит вещь, за предложением — факт, то естественно задать себе вопрос: не стоит ли за языком действительность? Мы вполне согласны с этим при условии следующего добавления: подобно тому, как между вещью и словом находится представление, а между фактом и предложением — мысль, так между действительностью и языком стоит мировоззрение.
X. Шухардт.
Приведенные в эпиграфе слова известного лингвиста исчерпывающе передают главную мысль нашего введения. Основные положения, определения и понятия необходимо изложить с самого начала хотя бы затем, чтобы в дальнейшем не возвращаться к тем проблемам обработки исходного материала и приемам описания, которые подготовили эту книгу.
Сопоставляя слова родственных языков, старые слова и их прежние значения, дошедшие до нас в составе древних памятников и в архаических русских говорах, мы можем представить себе процесс изменения слов в виде последовательных этапов и более или менее точно описать их. В этом смысле палеолингвистика столь же точная наука, как и палеоботаника или палеография, изучающие по дошедшим остаткам древние (paláios значит "древний") письмена или растения. Но есть одна трудность, которую следует иметь в виду, читая работы по истории слов. В древности философия входила в состав языкознания, так что поучительным будет и следующее сравнение языкознания с философией.
Окружающая нас действительность, окружающий мир, существующий объективно, есть сущее, а наука о «сущем» — онтология (греческое on, óntos "сущее"). Познание человеком сущего шло постепенно, хотя были ошибки и отклонения, взлеты и падения. Это уже гносеологический аспект философского мировосприятия (греческое gnósis означает "знание, познание"). Таков следующий уровень сущего, ограниченный пределами и возможностями человеческого разума, а мощь этого разума, взятого в его развитии, и есть предмет нашего познания. Именно он интересует нас, поскольку мы хотим представить не элементы сущего, а последовательные этапы познания его нашими предками. Следовательно, для нас, их потомков, если можно так выразиться, и гносеология прошлых веков онтологична. Однако мы должны понять и то,
