Мир человека в слове Древней Руси - [110]
Если свет в своих пределах существует «сколь зрѣемо», мир — это то, что «слышимо». Свет идут поглядеть, о мире все слышно и так. Однако со временем эта противоположность в восприятии мира и света отчасти исчезает — ибо, сливаясь в понятии, она расходится в оттенках обозначений. Примерно так, как понимает это и сегодня деревенский герой В. Белова: «Белый свет был всего один, один-разъединственный. Только уж больно велик. Мир ширился, рос, убегал во все стороны, во все бока, вверх и вниз, и чем дальше, тем шибче сновала везде черная мгла».
Мир расширялся перед глазами и под руками человека: вот уже вышел он в поле, затем шагнул по белу свету, так что в конце концов открылся перед ним и весь божий мир.
Миръ — древнейшее слово, оно входило в тот тип склонения, который славяне утратили еще по выходе из состояния варварства. Корень в нем тот же, что и в слове ми-лый, т. е. любимый, чем-то особенно дорогой; он выражает приязнь и доброжелательство (насильно мил не будешь). Следовательно, и мир — то, что мило, а милы прежде всего спокойствие, тишина, покой и согласие между людьми и племенами. В древнерусском языке слово встречается только в сочетаниях, указывающих на мирные отношения: «миръ и тишина» (Жит. Авр. Смол., с. 18), которые противопоставлены «мятежу и молве», «миръ и любовь» как выражение милосердия (Пов. моск., с. 398), «миръ паче рати» (Ипат. лет., л. 219), а Епифаний Премудрый, разворачивая по своему обыкновению привычный словесный образ, говорит: «И не бѣ промежу ими согласия, но распря, и нѣсть мира в нихъ, но разногласие» (Жит. Стеф. Перм., с. 30). Отсутствие мира — разноголосие, прения. Мир как согласие и есть самое ценное свойство человеческих отношений. Подобных сочетаний множество в древних текстах.
Миръ — всегда пожелание спокойствия, необходимого для мирных трудов.
Свет проясняет для чувств человека контуры внешнего мира, делает этот мир явным, телесным, понятным. Но также и мир как отношение, спокойное или успокоенное, проявляет себя только в миру, на людях. И то другое, и «свет» и «мир», — всегда совокупность и множество лиц, проходящих перед глазами человека. Однако есть и различие между светом и миром, и различие очень важное.
Свет — движение, мир — покой. Свет резко, без тени, очерчивает фигуру, которая находится вне: кого-то, кто выше, весь в сиянии света; это — пугающе «чужое», к чему надлежит отнестись с недоверием. Мир же всегда предстает в полутонах, он понятен и близок, это «свое».
Внутренняя противоположность мира свету сохранялась долго, словесно она постоянно находила выражение в образах, которые обновлялись и в бытовой речи, и в художественных текстах. «На весь свет ославить», «всему свету известно» — это плохо; «на миру и смерть красна» — даже это хорошо. Мир — естественное состояние человека, его положение среди «своих»; свет — «чужое», не всегда приемлемое, хотя бы потому, что наталкивает на необходимость действия. «Высший свет» всегда противопоставлен «народному миру»; социальные характеристики как бы «снимаются» с древнейших представлений о подобной противоположности. В такой живучести исходного словесного образа и заключается духовная связь поколений. Каким бы точным и удачным термином, заимствованным со стороны, ни было слово или какое бы терминологически строгое значение ни приписали современники тому или иному русскому слову, внутренний образ их исходного корня недоступен таким разрушительным усилиям. Иначе утратится связь поколений и (что не менее важно) сознанию и чувству станет недоступной вся прежняя литература, построенная на этих образах.
