Мир Чаши. Дочь алхимика - [48]

Вот как. Значит, это не огненная стрела была послана неизвестным погубителем, а само Небо бросило под ноги дочери рода Всадников великий дар, опасный для очень многих, в первую очередь для самого короля. Тысячелетнее Знание взволновалось в крови, отдаваясь в стуке рванувшегося в небо сердца, в ушах засвистел ветер, а по бокам забили могучие крылья… Видение продлилось недолго, но навсегда впечаталось в душу памятью куда более глубокой, чем может обладать одно существо, окончательно вымотав едва оправившуюся после приступа девушку.

— Благодарю тебя, сказитель, — проговорила она усилием воли. — Говорил ты о многом и интересном. Благодарю за ужин, — северяне кивнули, — Фердинанд, поправь Круг, если надо. Доброй ночи всем. — Жозефина закуталась в плащ и, свернувшись на попоне, под притихшие разговоры канула в сон…

Она проснулась уже поздно — желтое солнце почти подобралось к макушке своего дневного пути. Каталин самолично поднесла ей брусничный взвар и снова лапу, на сей раз птичью — кажется, тетеревиную; наслаждаясь завтраком, ощутимо окрепшим телом и пронизывающей его Силой, девушка прислушивалась к очередной байке сказителя.

— …Ой, голова моя седая, чуть ведь не забыл — в столице-то, бают, дом у придворного алхимика сгорел, а пока горел, из огня дух пламенный вылез, место срамное показывал и такие же срамные шутки шутил, а потом сам же им рассмеялся и под землю сгинул.

— А давно ли пожар тот был? — вполне равнодушно поинтересовалась Жозефина, отхлебывая взвар.

— Давно, весной еще, почитай. Вот вы в Карн едете, у старой графини и спросите, ей многое ведомо.

— Откуда ты знаешь? — отставила кружку девушка. Недреманное предчувствие подняло голову, зашевелилось — а ведь совсем не так прост дед, как показывает, вовсе он не прост…

— Дорога-то тут одна, куда ж еще по ней ехать… И еще скажите скромному барду: прославлять ли мне в дороге моей щедрость неизвестной нобле или скупость дочери Серебряного Пика?

В грудь Жозефине словно влетела неслышная и невидимая, но до жути осязаемая молния; осознавая сказанное, она сделала лишний вдох, прежде чем смогла ответить:

— Откуда такие познания, добрый человек? — В своих людях она была уверена целиком и полностью: ни один из них не выдал бы ее даже под пытками, не то что в разговоре с мимохожим сказителем. Значит, или тайный подсыл, или… нет, подсылом быть не может — вернувшиеся вместе с Силой чувства внятно говорили, что никакого злого умысла и даже хитрости у старика не было. Мгновенно успокоившись, девушка приготовилась к разговору.

Дед усмехнулся, и глаза его засверкали не только острым, как клинок, разумом, но и знанием, данным не всякому.

— Все северные роды не от мира сего, летуны небесные, особенно те, кто королевских кровей. Все на Ветви пялились да на Корни, все в небеса стремились, а перед собой-то никто не смотрел и по земле считай что и не ходил… Вот и не простили вам ни гордости, ни силы, как времена-то изменились… — Он помолчал, покачивая головой. Жозефина не глядя достала из кошеля серебряную монету и перебросила сказителю через кострище. Тот ловким движением перехватил монетку, ладонь сжал, а разжал — ничего в ней уже не было. Явно довольный, сказитель продолжил: — А владык кровных видеть умею, учитель меня учил, много человек повидал, много знал… Силы у меня вовсе нет, к магии никак я не способный — глазами вижу, по разговору слышу. Владыку рядом с простым человеком поставить — разниться будут, как уточка, что по озеру неслышно скользит, шейку свою изогнув, от шатуна, через бурелом прущего. И Сила у них тоже разная бывает — кому горы сметать, кому озера в безводной степи разливать. А у вас Сила такая, что если взрастить ее да овладеть в полной мере, со всем пониманием и согласием, рыба в руки сама пойдет, птицы ночью петь станут, деревья будут расступаться, дорогу давать…

Поймав вторую серебрушку, дед не стал ее прятать сразу, а покрутил в удивительно ловких пальцах, любуясь солнечными бликами на ребре.

— Вот уж наградила, хранить буду, сколько жив… ладно, — опершись на посох, дед поднялся, взвалил на спину свой мешок, — пойду я, в стольном городе ярмарка скоро, много нового услышу… Кстати, говорят, что дочка алхимика-то, храмовая которая, из-под стражи сбежала с помощью магии отцовской, всех разметала, а королевскому магу и вовсе такой щелбан чародейский отвесила, что у него на лице кожа треснула так, что шрам остался. Сама же белого единорога оседлала и во Врата на нем уехала, — закончил дед побасенку под общий смех.

— Благодарствую, много интересного и полезного рассказал, — отсмеявшись, обратилась к сказителю Жозефина. — А обо мне, сделай милость, говорить не надо. Вернее, что хочешь говори, только так, чтобы на след наш не вышли, а если сумеешь в другую сторону направить — до гроба благодарна буду.

Он поклонился, показывая, что просьба будет исполнена.

— И еще, добрый человек: скажи, как тебя называть?

— Бардом называйте, — повторил дед, — али сказителем, менестрелем, скальдом. А ежели имя хотите… много у меня имен, до вечера перечислять буду.

— Выбери то, которое ты мне назовешь у моего костра.