Мир без рака. История витамина В17 - [17]

Неудивительно, что Мосс был уволен на следующий день. Какова была официальная причина? Как он объяснил это: «Я был не в состоянии выполнять мои основные обязанности, другими словами, сотрудничать в фальсификации свидетельств».

О Моссе и других доносчиках скоро забыли господствующие СМИ, и публика была избавлена от неприятности слышать больше об этом. В конце концов, победила промышленность рака. Как во всех войнах, истории пишутся победителями. Теперь наши медицинские историки по-своему объясняют этот эпизод. Вот что написано доктором Арнольдом С. Релманом в медицинском журнале новой Англии от 28 января 1982 года:

«В последние несколько лет большое внимание уделяется амигдалину. К 1978 году он достиг определенного народного статуса, и был превознесен как своего рода направленное против истеблишмента естественное средство, подавляемое продажным заговором фармацевтических изготовителей и врачей. Согласно этому фольклору, заговорщики игнорировали свидетельство эффективности амигдалина и пытались продвинуть свои более ортодоксальное (и более ядовитые) формы химиотерапии рака. Но никогда не было никаких фактов, чтобы поддержать этот фольклор. Амигдалин, я верю, теперь получил свой приговор в суде. Все говорит о том, что, без сомнения, он не приносит никакой пользы пациентам. Ни один разумный человек не будет защищать его дальнейшее использование, и ни одно законодательство ни одного штата не должно санкционировать его использование.»

Это, так сказать, фон так называемого научного свидетельства, что амигдалин является мошенничеством. Основанные на этом извращении правды законы были приняты так, что объявили незаконным для врачей прописывать амигдалин, назначать, продавать, или заниматься его дистрибуцией, а так-же «представлять его в таком виде, что он имеет какую-либо ценность в подавлении, облегчении или лечении рака».

Что побуждало этих людей, и вне и внутри правительства, преднамеренно фальсифицировать клинические результаты прошлых испытаний амигдалина и затем лишить возможности кого бы то ни было проводить собственные тесты? Несмотря на самодовольные смешки доктора Релмана, связи в фармацевтике — ключ к пониманию ответа. Это удивительная и волнующая история сама по себе, и настолько богатая подробностями, что ей посвящена вся вторая половина этой книги. Но мы должны понять в самом начале, что экономические стимулы в раковой терапии зачастую гораздо более вески, чем стимулы научные.

Этот факт во всей своей драматичности явился на свет на встрече самого высокого уровня, которая прошла в Слоан-Кеттеринге 2 июля 1974 года. Обсуждения были очень приватными и искренними. Мы никогда не узнали бы ничего о них, если бы не тот факт, что протоколы этой встречи, согласно закону о свободе информации, были получены несколько лет спустя представителем Мичиганской палаты представителей, Джоном Келсей. Протоколы показали, что, даже тогда многочисленные чиновники Слоан-Кеттеринга были убеждены в эффективности амигдалина, хотя оставался вопрос о степени его эффективности. В том протоколе можно прочесть: «Слоан-Кеттеринг без энтузиазма относится к изучению амигдалина, но хотел бы изучить содержание в нем цианида».

Это в точности то предсказание, которое сделал автор в первом выпуске этой книги в 1974-м году. Суть его в том, что амигдалин не может быть запатентован, поскольку найден в природе. Бешеные деньги могут быть сделаны только на патентованных препаратах. Поэтому, раковую промышленность никогда не заинтересует амигдалин, независимо от того насколько эффективным он может быть. Вместо этого они будут стремиться создать искусственный химикат, чтобы подражать работе его механизма. Так как механизм, с которым работает амигдалин, — это частичный выброс цианида на раковые клетки (см. главу 6), вполне логично, что магнаты Слоан-Кеттеринга «без энтузиазма смотрели на изучение амигдалина, но хотели бы вместо этого изучать препараты, отпускающие цианид».

Хотя вся вторая половина этой книги посвящена анализу экономики и политики раковой промышленности, одно это предложение, взятое с протокола политической встречи в Слоан-Кеттеринге, сполна говорит за все.

Еще раз возвращаясь к теребящему нас вопросу почему раковая промышленность объявила войну амигдалину, позвольте нам выслушать ответ, данный непотопляемым доктором Дином Берком в письме к конгрессмену Роберту Рою от 3 июля 1973 года. Доктор Берк писал:

«Вы можете задаться вопросом, конгрессмен Рой, как может кто-то пойти на такие уловки и низости и продолжать упорствовать в отрицании очевидного, что случилось в экспериментах, направляемых NCI. Но только такая решительная ложь является действенной мерой. Если хоть кто-либо из всей иерархии FDA — NCI — AMA — ACS только лишь допустит, что можно дальше изучать малейшую антираковую эффективность амигдалина, появится такая трещина в бюрократической броне, что она будет только расширяться с новыми экспериментами. Поэтому я скорее всего сомневаюсь, что экспериментирование будет продолжено или еще раз начато. Напротив, усилия, вероятно, будут предприняты прямо противоположные, а именно „объяснить“ уже наблюдаемый положительный эффект неопределенными и ненаучными методиками, призванными ввести в заблуждение, как они нам представлены ранее в скандале Уотергейт. В настоящее время несколько тысяч человек в Соединенных Штатах принимают амигдалин ежедневно. Доктора сотнями изучают и даже прописывают его непосредственно, и некоторые больницы теперь предпринимают его исследования. Есть FDA или нет FDA, есть NCI или нет никакой NCI, есть вся эта волокита или ее нет. Не далек, возможно, тот день, когда спасая свой престиж, представитель NCI — FDA, предоставит нам возможность еще раз вынести наш суд, как это было среди жертв Уотергейта на судах и слушаниях, и мы увидим как свою честность они ставят на второе место по отношению к другим позициям.»