Минуя границы. Писатели из Восточной и Западной Германии вспоминают - [34]

В семидесятые годы по законам ГДР автор мог предложить свою рукопись западному издательству лишь при том условии, что ее отклонили два гэдээровских издательства, а бюро по авторским правам одобрило договор с западным издателем — действовал так называемый закон Бирмана. Томас непременно хотел опубликовать свои произведения в ГДР и после нескольких отказов до последнего рассчитывал на согласие издательства «Хиншторф». Мы тоже на это надеялись: такого рода сотрудничество оказалось бы намного предпочтительней конфронтации с бюро по авторским правам. Но сама биография Браша была скандальной: родился в семье евреев-эмигрантов, будучи сыном высокопоставленного функционера Социалистической единой партии Германии, в 1965 году исключен с факультета журналистики за «оскорбление руководящих деятелей ГДР», в 1968-м приговорен к тюремному заключению из-за распространения листовок против ввода войск в Чехословакию, во время работы на различных низкооплачиваемых должностях то и дело вызывал недовольство начальства. Что касается его прозы, то по части скандальности она не уступала его жизни: в ней он описывал тяжелые судьбы рабочих в ГДР, говорил о том, что у молодежи нет перспектив. «Хиншторф» нас подвел.

У Томаса был четкий план: «Если они не напечатают мою книгу, у меня не будет оснований для трудовой деятельности в ГДР, я подам заявление на выезд, и, как только прибуду на Запад, моя книга сразу же выйдет в издательстве „Ротбух“». Он намекнул об этом плане (или пригрозил им) в соответствующих ведомствах и прежде всего довел его до сведения ответственного за литературу министра Хёпке. Как раз в то время в Западной и Восточной Германии произвела фурор книга Райнера Кунце «Чудесные годы» — пример того, как опозорилась восточно-германская цензура. Однако большой скандал в связи с лишением гражданства Вольфа Бирмана, спровоцированная этим скандалом волна протеста и «отъезды» Сары Кирш, Гюнтера Кунерта, Юрека Бекера и многих других были еще впереди — все это произошло в ноябре 1976 года.

Наше издательство готовилось к претворению плана Томаса в жизнь: мы редактировали, набирали и правили «Сыновей». Сам Томас в это время боролся за выход книги в ГДР и задействовал для этого все влияние, которым обладал сын высокопоставленного функционера, со скандалом выдворенный из вуза. Несмотря на то что опубликовано у него было всего тридцать две страницы, он чувствовал, что его уважали и боялись. Конечно, ему нравилась возможность поставить трусливую свору чиновников перед выбором одного варианта из трех: либо вы терпите и продвигаете меня здесь, либо имеете столько же неприятностей, как с Кунце, либо даете мне уехать.

Семнадцатого ноября 1976 года все изменилось: Вольфа Бирмана лишили гражданства, самые известные авторы подписали письмо протеста, их примеру последовали многие другие. Всех подписавшихся тут же начали притеснять. В их числе был, конечно, и Томас. Он понял, что публикации в ГДР ему не дождаться и подал заявление на выезд вместе с Катариной Талибах и ее дочерью Анной. Я не помню, пришел ли к тому времени отказ от издательства «Хиншторф» или нет — это уже было не важно.

Мы планировали издать книгу весной 1977-го. Томас собирался получить разрешение на выезд в декабре 1976-го и склонил нас к тому, чтобы перенести выход сборника на более ранний срок. Нужно много сил, чтобы нарушить привычный для издателей, типографий, книжных магазинов и читателей ритм «весна — осень — весна — осень», но Томас убедил нас в том, что необходимо пройти через это испытание. До тех пор в нашем издательстве было правило: никаких фотографий авторов на обложке Томас вместо обычной аннотации удостоился биографической справки с фотографией. Прессе следовало заранее отправить гранки и книги — для Браша мы сделали и это исключение. Подробности того драматического периода с середины ноября до конца декабря слились у меня в памяти в одно-единственное ощущение: счет шел на часы. Так как мы ничего не могли обсуждать ни по телефону, ни в письмах, мне несколько раз в неделю приходилось ездить на улицу Вильгельма Пика, проходя через КПП на Гейне — или Борнхольмерштрассе. Незадолго до отъезда Томас был допущен к Эриху Хонеккеру и сразу же рассказал мне об их конфиденциальной беседе. Ему польстило, что глава государства, прощаясь, сдержанно выразил ему свое уважение и пожал руку.

Наконец, наметили дату отъезда. Точное число я назвать не могу: в моем редакторском ежедневнике за 1976 год, где имя «Томас» или «Браш» встречается 34 раза, день отъезда не отмечен. По квартире сновали грузчики, многие вещи пришлось отдать родным. В конце концов, квартира опустела и в последний вечер мы с Анной Дуден пришли на прощальную вечеринку. Среди гостей были многочисленные друзья семьи и театральные коллеги Кати. Слезы, ругательства, проклятья, объятья, поцелуи, договоренности о встречах, зависть, отчаяние. Томас попросил меня (или я ему предложил) на следующий день встретить их на машине у вокзала Цоо. Томас и Катя непременно хотели уехать на первой электричке, которая прибывала около половины шестого утра. Я попытался их отговорить: будет лучше, если в первые часы на Западе они будут чувствовать себя бодро. «Можете приехать в семь или даже в девять. Запад никуда не денется». Нет — Томас и в этом вопросе настоял на своем. Когда около двенадцати подошло время прощаться, он вышел с нами на улицу и готов был расплакаться, мы обнялись крепче, чем когда бы то ни было.