Минувшее - [27]

Раима вспомнила слова матери: «Все о себе думает». Ей стало неприятно. Мать загубил, теперь меня продать своему приятелю хочет. Раима молчала.

— Ну, чего молчишь? Обрадовалась? Хозяйкою сама будешь.

— Замуж мне рано. Поеду учиться, так мама завещала.

— Глупая! — вспылил Рахман. — Мать ей завещала! Сама умерла в нищете, девчонку сбила с правильного пути.

— Не говорите так о маме. Она была умная, добрая. Сами вы к ней два раза хотели вернуться. Она одна, без вашей помощи, нас вырастила.

Решительный отпор сватовству и напоминание о своем позоре, когда бывшая жена отказалась от его настойчивых предложений — жить вместе, вывели Рахмана из себя, он возмутился:

— Я твой отец. Забыла наши законы? Я выбрал тебе мужа, завтра готовься к обручению! — грозно нахмурясь, поднялся Рахман с кошмы. — Распустилась! Не позволю своевольничать!

Со дня смерти матери никто в доме не слышал смеха Раимы, и вот словно зазвенел серебристый колокольчик. Откинув голову, она смотрела на отца и смеялась. Он с недоумением и опаской вглядывался в лицо дочери. Красивые черные глаза девушки в упор смотрели на него. Ему казалось, что два острия кинжала вонзаются ему в грудь. Смеется! Над мастером кураша смеется девчонка. Он хотел закричать на нее, ударить, но услышал злой голос:

— Поздно вы, усто Рахман, вспомнили, что вы отец! Из какого затхлого угла жизни вы явились в наши дни? Никаких прав надо мной вы не имеете. Продавать меня и насильно выдавать замуж не имеете права. Вы забыли о советских законах? Не старое время!

— Как ты смеешь так разговаривать со мной, проклятая! Кто тебя продает? Я забочусь о твоей судьба. Это мое право.

— Нет! — вспыхнула Раима. — Но сдержалась и язвительно спросила: — Эти пять баранов, что пригнал Курбан, ваш собутыльник, разве не плата за меня? Еще деньгами обещал сто рублей, как за дойную корову. Хадича рассказала о вашей торговле. Не будет этого! Не днях я уезжаю в Ташкент, учиться.

— Я покажу тебе Ташкент! — сатанея, кричал отец. — Я научу тебя, негодяйка, почтению к отцу! Так проучу, что костей не соберешь… — Он, сжав кулаки, двинулся к дочери. Она не дрогнула, лишь сузились сверкающие глаза.

— Бить будешь? Озверел? Как тогда, когда чуть не убил мать? Попробуй ударь! — Столько было ненависти в этом глухом голосе, так остро сверлили прищуренные глаза, что Рахман остановился. Сразу, словно озаренная вспышкой света, предстала картина: на полу бездыханное тело жены, укрытое черным камзолом, а в него вцепилось маленькое существо и с проклятиями колотит его кулачонками по лицу, по голове. Он отступил в угол.

— Нет тебе места в моем доме, будь ты проклята! Уходи! Чтобы мои глаза тебя не видели!

— Я уйду. Но ты, Рахман, помни, вот эта половина дома не твоя. Она оставлена нам, трем сестрам, а опекун — работник исполкома. Воспитывать сестер ты обязан. Отец! — Она горько усмехнулась.

— Во-он! — дико закричал, обезумев от злобы, Рахман. Раима сняла с гвоздя свое старенькое пальто, связала отобранные книги, свернула два платья и полотенце, ушла, не простившись.

* * *

Прошло долгих восемь лет. И вот в ясный осенний день, когда солнечные лучи не обжигают, а ласково греют, по длинной улице небольшого селения, от пристани к центру, шла молодая женщина.

Платье, переливаясь яркими красками хан-атласа, подчеркивало стройность ее фигуры и яркость красок молодого лица. В одной руке она несла небольшой чемодан, через другую был перекинут элегантный шелковый плащ. Любопытные глаза жителей из-за дувалов провожали приезжую. Но она шла, приглядываясь к домам и переулкам, ни у кого ничего не спрашивая. Казалось, ее удивляли и разросшиеся деревья, и новые добротные дома.

— Сестрица! Вы кого ищете? — послышался звонкий голос. Женщина оглянулась. От школы к ней бежал пионер. Остановившись, она вглядывалась в бойкие глаза, в буйные черные кудри, прикрытые черной с белыми огурцами тюбетейкой, улыбаясь, спросила:

— Сабир, ты не узнал меня? Как ты вырос!

— Нет, не узнал… — смутился Сабир, вглядываясь в лицо путницы. Она засмеялась. Тогда он с радостным криком кинулся к ней.

— Приехали! Сестрица Раима приехали! Скорей пойдемте домой.

— Раньше проводи меня в здравотдел. Ведь я теперь врач. Надо вашему больничному начальству показаться. А потом домой. Что нового дома? Как отец, мать, братья, сестры?

— Плохо. Отец болеет, всегда сердитый. Мать старая, всегда плачет. Братья выросли, учатся. Саида дома работает. Акчагуль умерла два года назад, — быстро говорил мальчик. Раима вздрогнула.

— Отчего умерла Акчагуль? — с болью в сердца спросила она.

— Ну, в тот год дети болели, умирали. Сыпь, и горло опухло.

— Скарлатина. А меня возле не было, — в раздумье проговорила.

— Да. Врач так называл болезнь. В доме дезинфекцию делали.

— Почему Саида не написала мне? Я бы приехала.

— Саида сама болела. А потом ее взяли из школы, дома помогать. Теперь ее отец просватал, скоро свадьба. Я думал, вы на свадьбу. А вот наша больница. Врач живет в этом домике.

— Спасибо, Сабир, иди по своим делам, вечером я приду.

Заведующей больницей оказалась однокурсница, вместе кончали медицинский институт. Она очень обрадовалась Раиме.