Минута истории - [22]
Он говорил медленно, как бы раздумывая. Слушая его, она следила, как медленно двигались тени на чуткой, матово-бледной поверхности реки. В небе над их головами плыли куда-то дымчатые туманные облака, и звезда за ажурной аркой моста то скрывалась из виду, то загоралась опять.
— Человечество еще, в сущности, очень молодо, — говорил Ленин. — По-настоящему свободная и гармоническая жизнь начнется, когда нас уже не будет в живых. Но то, что мы делаем сейчас, наша черновая, трудная и жестокая работа необходима, чтобы люди могли жить счастливо…
На этот раз они возвращались домой позднее обычного. Редкие прохожие не узнавали их. Тогда портретов Ленина еще почти не было, и мало кто знал его в лицо.
В пустой комнате, где они жили в Смольном, было неуютно и холодно. Ленин включил настольную лампу с клеенчатым абажуром и начал быстро просматривать мелко исписанные листки, лежавшие пачкой у края стола. Эту статью надо кончить до завтра. Он накинул на плечи снятое было пальто, собираясь сесть.
Чтобы не мешать, Надежда Константиновна взяла книгу и направилась за перегородку, где была кровать.
— Подожди-ка, — сказал он, заметив на полу влажный след от ее туфель. — Ну вот, — он огорченно поморщился. — Если бы я только знал, что у тебя мокрые ноги! Это преступление — говорить о звездах, когда следует думать о более насущных вещах!
Он усадил ее на стул, наклонился и снял с ее ног туфли, сначала одну, потом другую. Одна подметка проносилась совсем и сквозила, из другой выглядывала стелька.
— Черт меня дернул как раз сегодня пускаться в эти пространные рассуждения о будущем! Жизнь всегда наказывает мечтателей.
На лице его выразилась такая тяжелая и грустная озабоченность, что она поскорей спрятала ногу в мокром чулке под стул и потянулась, чтобы взять у него туфли.
— Не беспокойся, мне было совсем не холодно, ей-богу! И мы с Женей Егоровой уже спрашивали сегодня одного сапожника, и он сказал, что завтра постарается отыскать кусок кожи. Ты что же, не веришь? Можешь спросить у Жени, она подтвердит.
Но он долго еще не мог успокоиться и сесть за работу и заставил дать слово, что завтра она отложит всякие дела до тех пор, пока не будут починены туфли.
— Это же верная простуда, верная болезнь — ходить так, — твердил он.
Она сказала, что утром подстелит в туфли бумаги, чтобы благополучно добраться к Жене Егоровой в Выборгский район.
И когда сидел за столом и работал, он еще раз обернулся к ней, уже улыбаясь.
— А все эта твоя звезда виновата, — сказал он.
ХЛЕБ
(Рассказ бывшего красногвардейца)
Читал я несколько раз, как про Ленина рассказывают, только я несогласен. Росту, мол, был небольшого, ниже среднего, глаза, мол, маленькие, и так дальше. Совсем даже не так! Я, конечно, его не мерил. Да вот хоть по себе взять: сам я, можете видеть, каким уродился. А в ту пору и силы во мне хватало. Не скажу, на троих, а уж на двоих — это с остатком. Бывало, и воз груженый поднимал, и с юнкерами, случилось, схватился в подворотне один на шестерых. Правда, оглушили они меня сзади но голове, а то бы еще неизвестно, чья бы взяла тогда. Это я не для похвальбы говорю, чтобы вам нагляднее. А Ленин, он все уж, как ни прикинь, пообстоятельнее моего собой был, приметней. Против него, бывало, себе маленьким кажешься. Такой уж он человек!
И про глаза не знаю, кто уж это выдумал: маленькие! Спросили бы хоть покойного комиссара Слуцкого. Помню, как Ленин на него посмотрел, так вокруг сразу тихо стало. В ПК это было, в Питерском Комитете. Ленин тогда ночью созвал комиссаров. Так и так, говорит, Керенский и Краснов повели наступление: только что пришел с фронта пакет. Положение сверхопасное!
А в то время, правду сказать, без сна люди были. Другой суток по четверо глаз не сомкнет. Вот и Слуцкий тоже — серый совсем лицом, глаза измученные, красные, весь как ватный.
— Сейчас, — говорит, — ночь. Нигде ничего не сыщешь. Лучше примемся мы за это с утра, тогда это будет действительно похоже на дело.
Вот тут Ленин на него и посмотрел. Так посмотрел, что прямо жалко его стало, этого комиссара. Да Ленин, думаю, и сам это почуял. Только всего и сказал ему, мягко так:
— Вы слишком устали и валитесь с ног, товарищ Слуцкий. Вам, действительно, для дела и для здоровья нужно теперь выспаться. А Питер мы должны поднять на ноги немедленно. И все, что надо для обороны, делать, не теряя ни минуты.
Потом повернулся и говорит нам:
— Вы бы, товарищи, приставили к комиссару двух красногвардейцев, чтобы он спать лег часа на три, на четыре.
Сам-то Ленин, и не знаю, спал ли тогда, — лицо потемнело, весь будто пружина, глаза так и горят. Он ведь о себе совсем не заботился. Другой раз за разными делами о еде и то забывал. Не до того, видать, было.
У меня с ним однажды большой очень конфуз вышел.
Просто даже и неловко рассказывать…
Это, должно, уж месяца через два было после переворота, аккурат, когда учредиловку разогнали. Понаторели мы в Смольном, пообжились. А меня как раз разводящим нарядили. Дело-то ведь это какое: бывало, пройдешь по постам, проверишь и все уж норовишь, чтобы прикорнуть где на часок. Раз я пришел в караулку, а уж ночь кругом. Правда, к утру поворачивало уже, часа так, может, в три. Разморило меня в тепле, дай, думаю, приткнусь рядом с бойцами. Винтовку локтем поджал да и примостился сбоку на парах. Уснул и себя не помню.
