Минус 273 градуса по Цельсию - [18]

Грохот разлетающихся во все стороны стульев обрушился на его барабанные перепонки в следующий миг. И в этот же миг К. оказался словно спеленут: не одно, а уже оба запястья в жестком, обездвиживающем захвате и чужие руки пропущены под мышками, пригибая его долу. Следом за чем еще одни руки, неприятно прошоркивая по ляжкам, всунулись в карманы брюк, ощупали их содержимое и извлекли наружу.

Что, собственно, было содержимым? Носовой платок, расческа, портмоне, блистер гастрофарма (случалось, у К. схватывало гастритной резью желудок и он принимал таблетку). Платок, расческа, вздребезжавший блистер с таблетками были брошены на стол, портмоне раскрыли и принялись шарить по отделениям.

– Вот! – появился на белый свет пластик удостоверения личности.

– Ну-ка, ну-ка! – удовлетворенно пошевелил пальцами конопень, прося пластик. Получил его, прочел имя, изучил фото, сверив изображенную на карточке личность со спеленутым оригиналом (с бессильным бешенством встретил его взгляд К.), после чего перебросил пластик через стол одному из своей компании, готовно поймавшему тот на лету (все же конопень был, видимо, старшим у них). – Пробей по базе.

Привереда сидела напротив К. вся обмершая, с застекленевшим лицом, руки на столе, словно на клавиатуре фортепьяно, перед тем как вознести их в воздух и опустить на клавиши, – только вот никакой клавиатуры под ними не было и звукам было не суждено родиться.

Подчиненный конопеня, получивший удостоверение личности К., выхватил из внутреннего кармана надетой на нем черной курточки крупноформатный смартфон, включил, произвел необходимые манипуляции, входя в сеть, и резво заработал большими пальцами, вбивая в поисковик этой базы данные К.

– И долго собираетесь так держать: всемером одного? – глядя на конопеня исподлобья – из-за того, что державшие пригибали его лицом к столу, – спросил К. – Всемером одного!

Держали его, конечно, не семеро, но так уж сказалось.

– А только без резких движений! – парировал выпад К. конопень. Кружка его вознеслась к губам, овал пены, отзываясь на движение губ, втягивавших пиво, проколыхался мелкой волной. – И тогда что же, можно и не держать.

– Вот не держите, – дал таким образом К. ему обещание обойтись без резких движений.

Кружка с заметно опустившимся уровнем пива стукнула о стол, пальцы конопеня, сжимавшие ее, разжались и переборчато проиграв в воздухе, как бы безгласно произнесли державшим К.: ну отпустите, посмотрим.

Облегчение, которое испытал К., оказавшись свободен, можно было бы сравнить с тем, что дает чувство опорожненного мочевого пузыря, измучившего долгим воздержанием. Ноги, однако, подводили: дрожали и не держали. Он опустился на стул, едва тенёта чужих рук были отняты от него. Все вокруг словно плыло в расфокусе, размыто, нерезко – туман и тени без четких контуров.

Звук, исшедший из горла агента со смартфоном, свидетельствовал, что он нашел, что искал, и найденное ввергло его в состояние потрясенного изумления.

– Ну-ка, ну-ка, – протянул руку за смартфоном конопень. Получил, вперился в экран, изучая материал, а когда изучил, насытившимся движением отвалившись на спинку стула, взгляд его противу ожидания К. обратился не на него, а на привереду. – О-опа-ля! – воскликнул он, адресуясь к ней. – С кем водитесь, представление имеете?

Казалось, стеклянная замороженность, сковавшая привереду, не даст ей произнести ни звука. Разверзшаяся пауза обещала быть бесконечной. Однако же статуя ожила.

– Не понимаю вас, – едва прошевелив губами, ответила статуя осыпающимся стеклянным голосом.

– Под подозрением ваш друг! – воскликнул конопень. – А? Неплохо? – Тут наконец взгляд его переместился на К. – Поделился своим статусом с подругой-то, нет? Или утаил?

Язык конопеня соскочил на уничижительно-высокомерное «ты» с естественностью, с какой губы раскрываются навстречу поднесенной к ним ложке.

Готовому изойти из К. ответа конопеню не суждено было прозвучать, – привереда опередила К.

– «Под подозрением». Что это значит? – спросила ее статуя. Но уже и не статуя это была, уже стеклянный лед шел трещинами, скалывался с нее, облетал, – та, обычная его привереда, которую любил, к которой исходил нежностью, обожал, проступала из-под оков статуи. – Можете объяснить?

– Вот пусть он сам объяснит! – указал конопень на К. – Он знает!

– А если нет? – спеша опередить К., быстро спросила привереда – уже совсем привереда, не статуя.

Конопень смотрел на нее с сожалением питона, лишившегося долгожданного, уже почти заглоченного обеда.

– Ну не знает, так узнает. – Сунул, не глядя, смартфон в готовно подставленные руки хозяина гаджета и, обведя взглядом команду своих подчиненных, возгласил: – Недаром он мне показался! Под подозрением, а?!

Гулом возмущенно-согласных голосов отозвался стол.

Конопень поднялся. С грохотом оттолкнув ногой от себя назад стул.

– Валим отсюда! Других, что ли, столов нет?

Дружный грохот разлетающихся в разные стороны стульев был ему ответом. Стаей всполошенных птиц поднялось в воздух кружево пивных кружек, висевшее над столом желто-пенными салфетками. К. с привередой молча смотрели друг на друга. Их связь взглядами была сейчас сродни позвоночному столбу, что принимает на себя груз скелета и плоти, держит те и придает им форму.