Минотавр - [30]

— Красиво, — сказал человек напротив. — И как вся эта красота согласуется с намерениями некоего греческого священника, у которого вы останавливались в Иерусалиме?

— Что вы имеете в виду? — удивленно спросил Никос. И тут до него дошло. Похоже, родственник его по материнской линии не ограничивался пламенными призывами поставить сионистов на место, и за его долгими разговорами следовали вполне реальные действия. Он это понял, как понял и все остальное, связанное с этим визитом. К нему, Никосу, никакого отношения это не имело. Он облегченно вздохнул и рассмеялся. — Этот священник, — сказал он, — наш дальний родственник. Как я понимаю, он вызывает у вас подозрения. Если так — мне очень жаль. В остальном, боюсь, я не смогу быть вам полезен.

— Кажется, он предлагал вам принять участие в неких акциях? — прозвучал вопрос.

— Он говорил, и довольно много, о страданиях арабов. Это я могу подтвердить. Но предлагать… насколько я помню, он ничего мне не предлагал.

— Значит — только говорил?

— Да.

— Хотите ли вы сказать, что вам нечего больше добавить? Своей уклончивостью вы можете навлечь беду на вашего родственника. Против вас у нас нет определенных доказательств; это не означает, однако, что вы совершенно вне подозрений. Тем не менее вы иностранец, подданный другой страны. Иное дело — ваш родственник. Боюсь, что мы вынуждены будем обойтись с ним несколько более жестко. Если бы вы говорили здесь откровеннее, мы готовы были бы удовлетвориться его высылкой из страны, депортировать его обратно в Грецию. Но если вы будете упорствовать, ему придется расплатиться по всем счетам. Вы могли бы помочь ему, получив у него для нас ответы на вопросы, которые нам жизненно важны. Если с вашей помощью мы узнаем то, что нас интересует, у нас не будет нужды задавать эти вопросы ему самому, и он мог бы без ненужных трудностей возвратиться домой. Итак?

Ловушка, которую ему ставили, была столь же примитивна, сколь и действенна. Особенно если бы Никосу было что сказать. Но сказать ему было нечего. Оставалось только убедить в этом человека в темных очках.

— Своего родственника, — сказал Никос, — я увидел впервые в своей жизни. И потому лишь, что решил несколько дней провести в Иерусалиме. Боюсь, что второй такой встречи мне не предстоит. Можете мне верить или нет, но я не знаю даже степени нашего родства. Вы же говорите со мною так, словно этот человек является моим братом, готовым открыть мне свое сердце, или, с учетом возраста, — моим отцом. Не хочу лгать — даже если бы это было так, я не мог бы вам помочь. Извините. Тем более я не могу этого делать в данных обстоятельствах. Я не обладаю никакой информацией, представляющей для вас интерес, ибо я просто ничего не знаю.

Человек напротив вздохнул и поднялся. Встал и Никос. К своему удивлению, он не почувствовал облегчения. Радости тоже. Он не возражал бы против продолжения этой необычной встречи, он готов был задержаться в этой пустой комнате еще… Он смотрел в непроницаемые черные очки напротив и чувствовал устремленный на него внимательный и магнетически пронизывающий взгляд. Ему казалось даже, что вот, сдвинься он влево или вправо — и сила этого взгляда тут же вернет его на место. Это длилось не больше минуты, но было неприятно. Затем все прошло. Вместе с непонятной дрожью. Человек в очках протянул Никосу руку и сказал:

— С точки зрения помощи нашему делу встреча была не слишком продуктивной и тем самым лишней. Извините, что мы доставили вам беспокойство. Ситуация в нашей стране и вокруг нее не слишком легкая и достаточно напряженная. Мои извинения удовлетворяют вас? С удовольствием поговорил бы с вами при случае не о греческих пылких священниках, а о чем-нибудь другом. Например, о Средиземноморье. Не прибегая при этом ни к очкам, ни к усам с бородой. Кто знает, наступят ли когда-нибудь такие времена. Было приятно с вами познакомиться, господин Триандафилу, и жаль, что знакомство произошло при таких, а не иных, более благоприятных обстоятельствах. Если нам доведется еще встретиться, я вас узнаю. И тогда мы продолжим этот разговор. Как вы планируете провести ваш последний вечер здесь?

— Я собирался пойти на концерт.

— Какой, если не секрет?

— Исполняют квартеты Моцарта. Прекрасная идея — играть Моцарта в музее.

— А… так… — рассеянно сказал человек в очках. — Что ж… желаю приятно провести время. И не сердитесь на меня.

Он пожал Никосу руку и проводил к двери. Оказавшись на освещенной и шумной улице, Никос еще долго стоял, не двигаясь. У него было такое чувство, словно он встретил и потерял человека, который мог бы стать ему другом.

5

В течение последующих двенадцати лет Никос переезжал из города в город, из страны в страну, работая в университетах то по году, то по два и снова снимаясь с места. Его мать умерла, так больше его и не повидав; через несколько лет до него случайно дошла весть о смерти отца. О сестре он узнавал из газет. Имущество, оставшееся после родителей, они поделили, прибегнув к помощи адвокатов. Никос взял годичный отпуск, снял квартиру в Экс-ан-Провансе и сел за книгу. Он позаботился о том, чтобы в квартире было пианино; увы, очень скоро он понял, что звуки ему уже не подчиняются. Несмотря на это, он играл ежедневно. Когда год свободы прошел, он вновь вернулся к преподавательской работе. Переезжая с квартиры на квартиру, он каждый раз перевозил с собой и инструмент.