Министр Щелоков - [6]

Шрифт
Интервал

Рядом с восьмисемейными бараками, в одном из которых жили Щелоковы, располагались холерные бараки, куда в 1910 году свозили больных холерой. После эпидемии там жили рабочие-сезонники из Курской и Тамбовской областей. Нищета и малоземелье гнали их в город на заработки.

Тяжелый труд металлургов оплачивался весьма низко. За месяц даже квалифицированный рабочий зарабатывал не более 30–35 рублей. К тому же, выдавалась заработная плата, как правило, неаккуратно, задерживалась на длительное время. Зачастую вместо выдачи денег рабочих понуждали брать в счет зарплаты продукты и товары из заводских лавок по ценам, значительно превышавшим рыночные. Значительная часть заработка возвращалась к хозяевам завода через систему различных штрафов.

Рабочие спали на нарах, в душных казармах, в получку пили водку. Вот одна из повседневных картин маленького Николая: «Рабочие сквернословили и играли в карты. Кухарка варила щи. Дым от махорки стоял коромыслом. То была категория низкооплачиваемых рабочих. Грамотных среди них было мало, да и те, что были, еле читали по складам. Здесь была нищая, темная, грязная жизнь, жизнь надеждами заработать рубль и отослать жене в деревню на пропитание»[3].

«Отдыхал» трудовой люд за выпивкой в трактирах и кабаках. Потом продолжали в бараках. Если это был престольный праздник, то пьянка продолжалась три дня; первый день — легкая выпивка, второй — побольше, третий — похмелье. Зачастую такое «веселье» заканчивалось дракой. Ни увещеванья, ни угрозы не помогали. Дрались остервенело, били друг друга тем, что попадалось под руку. Ломались ребра. Трещали черепа. Вылетали вон окна и двери. Дрались артелями. Раздор вызывали какие-нибудь пустяки: почему кухарка одному дала больше мяса, другому меньше…

По праздникам, в качестве разрядки, администрация завода устраивала для рабочих и их семей гулянья с балаганом, со столбом, смазанным мылом и с подвешенными к нему хромовыми сапогами или часами (требовалось на него забраться и снять их). Заканчивались такие праздники всегда одинаково — массовой попойкой.

Плохо было с медицинским обслуживанием. При колонии имелась крохотная больница на 12 человек. Ее обслуживали врач, два фельдшера и акушерка. Четыре медработника на 3 тысячи населения! (А люди болели в среднем через три-четыре дня каждый). Единственную школу посещали лишь немногие дети — сто мальчиков и девочек из тысячи.

Завод и рабочая колония находились на окраине густой дубовой рощи и трех замечательных прудов, где мальчишки обычно пропадали целыми днями. Николай любил бывать в весеннем лесу, вдыхать полной грудью благоухание фиалок и ландышей, слушать неумолкаемые трели соловья в балках.

Детство проходило в постоянном общении с природой, которая необычайно завораживала его душу. Без преувеличения, она оказала на него огромное воздействие. Именно в этом весеннем лесу зародился так отличавший его позже тонкий эстетический вкус, любовь к прекрасному: особенно к музыке и живописи.

«Как милы и дороги мне поля и леса, восходы и закаты, грозовые тучи и голубое небо. И разве можно забыть нежный шелест камышей и ужение рыбы, постоянный гул доменных печей завода и медленно затихающий шум колес уходящего поезда. Все это не мешало, не раздражало, а слышалось мне, как поэзия, как музыка. И теперь мне кажется, четко слышу эту музыку, музыку далекого прошлого», — запишет он в своем дневнике 10 мая 1979 года.

Наверняка Николаю была уготована судьба его отца — он бы тяжело, много работал и воспитывал детей в бедности и постоянной нужде. Но в его судьбу вмешалась история.

ОБ ОКТЯБРЕ, ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ, ГОЛОДЕ И О ТОМ, КАК КОЛЯ НАУЧИЛСЯ ЕЗДИТЬ ВЕРХОМ

Грянул октябрь 1917 года, свершилась революция. Хозяева завода и служащие-французы и бельгийцы спешно уезжают за рубеж. Завод останавливается, всех рабочих рассчитывают.

Семнадцатый год хорошо запомнился Николаю Щелокову. Вместе с товарищами он мчался по улицам, подбегая к окнам домов, и созывал рабочих на митинг, который проходил во дворе школы. Позже он так скажет о произошедших событиях: «Заваривалась каша, которую наше поколение долго и старательно потом расхлебывало. За эти годы мы видели все — и голод, и холод, и разруху, и страшный повальный тиф».

Пока же это было новое, счастливое для всех время перемен. После первомайской демонстрации все жители поселка с семьями отправлялись в лес, где красиво и интересно с иллюминацией и специально проведенным электрическим освещением праздновали маевку. Радостное время. Детям давали деньги на мороженое, квас или ситро. Устраивались аттракционы и массовые игры.

С началом Гражданской войны началась неразбериха, люди уходили в села. Через Алмазную перемещались войска красных и белых, немцев и австрийцев, петлюровцев, махновцев, гайдамацкие банды.

Немцы пытались террором покорить население. За проявление малейшего недовольства или неподчинения оккупантам люди подвергались жестоким расправам, допросам, избиениям, арестам. После изгнания немцев началось нашествие деникинцев…

Бои за Донбасс и Украину были долгими и жестокими. Москве нужен был хлеб и уголь, а белогвардейцы стремились блокадой Донбасса оторвать Москву от центров снабжения углем, металлом и хлебом.


Рекомендуем почитать
История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.


Борис Львович Розинг - основоположник электронного телевидения

Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.


Главный инженер. Жизнь и работа в СССР и в России. (Техника и политика. Радости и печали)

За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.


Освобождение "Звезды"

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Воспоминания о Евгении Шварце

Ни один писатель не может быть равнодушен к славе. «Помню, зашел у нас со Шварцем как-то разговор о славе, — вспоминал Л. Пантелеев, — и я сказал, что никогда не искал ее, что она, вероятно, только мешала бы мне. „Ах, что ты! Что ты! — воскликнул Евгений Львович с какой-то застенчивой и вместе с тем восторженной улыбкой. — Как ты можешь так говорить! Что может быть прекраснее… Слава!!!“».