Министерство правды. Как роман «1984» стал культурным кодом поколений - [9]
Каталония была полунезависимым регионом, в котором существовала долгая традиция анархизма. После мятежа Франко в Каталонии началось активное антикатолическое движение, в результате которого сожгли много церквей и убили много священников. Представителей буржуазии не трогали, но банки, фабрики, отели, рестораны, кинотеатры и такси экспроприировали и украсили аббревиатурами НКТ и ФАИ. Австрийский писатель Франц Боркенау, с которым подружился Оруэлл, побывал в Испании в августе и застал конец революционного куража. «Это было что-то удивительное. Такое ощущение, словно я приехал на континент, подобный которому никогда не видел»>42, – писал австриец. Школьный приятель Оруэлла Сирил Коннолли также побывал в Испании, что сбило с него снобскую спесь. «Казалось, что массы, которым обычно приписывают инстинктивную глупость и желание преследовать, расцвели и превратились в какой-то цветущий сад человечества»>43, – писал Коннолли.
Не совсем понятно, что было у Оруэлла в приоритете перед поездкой в Испанию: хотел он сражаться, а потом решил написать про войну, или наоборот. Представитель НРП в Барселоне Джон Макнейр вспоминал, что Оруэлл вошел в его офис и заявил: «Я приехал, чтобы в качестве ополченца бороться с фашизмом»>44, но в эссе «Памяти Каталонии» Оруэлл намекает на то, что его главной мотивацией была журналистика. Как бы там ни было, после нескольких дней пребывания в Испании он решил сражаться и писать.
Фронт оказался «плохой имитацией 1914–1918 годов: позиционная война, траншеи, артиллерия, вылазки, снайперы, грязь, колючая проволока, вши и стагнация»>45. Большую часть времени он провел в рядах 29-й дивизии ПОУМ, в траншеях Арагонского фронта, проходивших под местечком Алькубьерре, которое республиканцы защищали от наступлений франкистов из городов Сарагоса и Уэска, там, где имели серьезную поддержку. Оруэлла волновали главным образом следующие, перечисленные в порядке убывания важности вещи: «дрова, еда, табак, свечи и…» – в самую последнюю очередь – «…противник»>46. У подразделений ПОУМ не было советского оружия, поэтому ополченцы оказались не в состоянии начать наступление на позиции фашистов. Не говоря уже о современном оружии, у ополченцев не было военной формы, касок, штыков, биноклей, карт и фонариков. Оруэллу выдали винтовку Маузера образца 1896 года. Он был возмущен ощущением бесполезности и бездействия, проклиная фронт теми же словами, которыми описывал атмосферу уныния и скуки семьи Комсток в романе «Да здравствует фикус!»: «Никогда ничего не происходило»>47. Командир его батальона бельгиец Георгес Копп говорил своим подчиненным: «Это не война. Это комическая опера, в которой иногда кто-то умирает» >48. Однако в траншеях Оруэлл почувствовал новый вид равноправия, подобие которому он ранее наблюдал среди бомжей, что в конце концов и сделало из него социалиста. Он «дышал воздухом равенства»>49. Позднее писатель подчеркивал, что, несмотря ни на что, благодаря этому чувству он покинул Испанию «с не меньшей, а с большей верой в порядочность людей»>50.
Другим, более материальным утешением стали посылки с шоколадом, сигарами и чаем из магазина Fortnum & Mason, которые он стал получать от жены Эйлин, она приехала в феврале в Испанию и начала работать секретаршей Джона Макнейра в Барселоне. Оруэлл познакомился с Эйлин на вечеринке в 1935 году, и они поженились за восемь месяцев до его отъезда в Испанию. Во многих смыслах они с Эйлин были идеальной парой. Оба были щедрыми, эмоционально сдержанными, склонными периодически пребывать в мрачном настроении и были наделены ироничным чувством юмора. Оба страстно любили природу и литературу, были неприхотливыми в смысле еды и одежды, не заботились о своем здоровье и внешнем виде, и оба постоянно курили. У обоих были твердые жизненные принципы, и оба были достаточно смелыми для того, чтобы от них не отступаться. А вот амбиции у них были разные. Эйлин была очень умной женщиной, закончила Оксфордский университет, пользовалась заслуженным уважением окружающих, но подчинила свои собственные стремления амбициям и желаниям Оруэлла. Она ушла из магистратуры, в которой изучала педагогическую психологию, чтобы жить с мужем в коттедже с магазином в деревне Воллингтон в графстве Хартфордшир. Один из их друзей говорил: «Она заразилась мечтами Джорджа, как корью»>51.
В апреле, когда ополченцы начали наступление на позиции фашистов, Оруэлл наконец получил свое боевое крещение. Он показал свой характер, встав из траншеи под открытым огнем противника и закричав: «Ну, давайте, сволота!»>52, на что один из добровольцев посоветовал ему: «Эрик, бога ради, да пригнись же!» После долгих и утомительных недель затишья стали проявляться эксцентричные черты его характера. Так, во время наступления он не стал стрелять в фашиста, который поддерживал руками штаны после посещения туалета, и следовательно, был «таким же собратом, настолько похожим на нас, что рука не поднималась его убить»>53. При этом его настолько вывела из себя крыса, что он ее застрелил
