Министерство будущего - [32]

– И что? Как вы защитите их интересы?

– У нас есть отделы, которые занимаются различными аспектами проблемы – правовыми, финансовыми, физическими и так далее. Мы устанавливаем приоритеты, согласно которым распределяем выделенный нам бюджет, и делаем то, что в наших силах.

– А если этого мало?

– Что значит мало?

– Этого мало! Ваши усилия даже не замедляют ущерб. Не создают нужное количество заплат. И вы это видите, потому что это видят все. Ничего не меняется, мы по-прежнему катимся к массовой гибели, она уже началась. Вот что я имею в виду, говоря «мало». Так почему бы вам не делать больше?

– Мы и так уже делаем все, что только можно вообразить.

– Значит, ваше воображение либо не идет дальше определенных вещей, либо вы об этих вещах думали, но решили, что они не для вас.

– Например?

– Например, выявление самых злостных преступников, виноватых в массовом вымирании, и их преследование.

– Мы это уже делаем.

– С помощью судебных исков?

– Да, судебных исков, санкций, кампаний в прессе…

– Как насчет выборочного отстрела?

– Разумеется, никак!

– Почему же «разумеется»? Некоторые их этих гадов совершают преступления, из-за которых погибнут миллионы! Они всю жизнь упорно работают над закреплением системы, ведущей к массовой гибели.

– Насилие порождает насилие. Цикл насилия бесконечен. Таково наше отношение.

– Это – отношение побежденных. Нет, правда: насилие в виде сжигания углеводородов убьет больше народу, чем смертные приговоры за всю историю мира. Так что ваша мораль – по сути, мораль капитулянтов.

– Я верю в верховенство закона, – пожала плечами Мэри.

– Что было бы прекрасно, будь законы справедливы. Но фактически они допускают то самое насилие, с которым вы якобы боретесь!

– Следовательно, надо менять законы.

– Как насчет насилия против тех, кто сжигает углеводороды? Если взорвать угольную электростанцию, это слишком много насилия, на ваш взгляд?

– Мы действуем в рамках закона. Так реальнее добиться изменений.

– Скорость изменений недостаточна. – Мужчина постарался взять себя в руки. – Если вы относитесь к своей работе всерьез, то должны искать способы ускорить перемены. Пусть некоторые шаги будут противозаконны; в данном случае сам закон не прав. Помнится, принцип был закреплен еще в Нюрнберге: исполнение негодных законов само по себе противозаконно.

– Мы много работаем над выявлением проблем, создаваемых нынешним правовым режимом, и предложением поправок.

– Впустую.

Мэри уныло пожала плечами, отвела взгляд в сторону:

– Процесс идет.

Мужчина покачал головой.

– При серьезном отношении к делу вы создали бы действующий вне закона и подстегивающий перемены отдел тайных операций.

– Будь у нас такой отдел, я бы вам о нем не сказала.

Молодой человек недоуменно посмотрел на Мэри.

– Я не верю, что он у вас есть. А если и есть, то не справляется с задачей. По земле расхаживает около сотни человек, которые, если судить о них с точки зрения будущего, как вы и должны делать, являются массовыми убийцами. Если они начнут подыхать, если некоторая их часть будет ликвидирована, остальные, возможно, занервничают и пойдут на попятную.

– Убийство порождает убийство, – покачала головой Мэри.

– Тогда изгнание. Посадка в созданные с вашей подачи тюрьмы. Каково проснуться в один прекрасный день и обнаружить, что все твои активы тю-тю? Это сильно умерило бы способность к истреблению будущих поколений.

– Сомневаюсь.

– Если этого не сделаете вы, то сделает кто-то другой.

– Что ж, пусть другие делают свое дело, мы будем делать свое.

– Ваше дело не дает результата. Если вместо вас им займутся другие, их самих начнут убивать, в то время как в вашем случае вы бы просто выполняли свои обязанности.

– Мы не смогли бы оправдать такие действия.

– А вы о них никому не говорите! Мировая история по большей части вершится в тени. Иначе никаких шансов.

Мэри отхлебнула чаю.

– Ну, не знаю.

– Вы даже не пытаетесь узнать! Вы предпочитаете не знать!

Новый глоток из чашки.

Мужчина вдруг снова вскочил. Он едва сдерживался, подергивался, поворачивался туда-сюда, делал шаг, потом останавливался. Озирался по сторонам, словно забыл, где находится.

– Что у вас тут? – обвел он жестом кухню. – Вы замужем?

– Нет.

– Разведены?

– Нет. Мой муж умер.

– От чего?

– Я не намерена рассказывать вам подробности личной жизни. – Мэри ощутила внезапный прилив отвращения. – Оставьте меня в покое.

Молодой человек посмотрел на нее с укором.

– Неприкосновенность личного пространства?

Мэри кивнула, потупившись в чашку.

– Послушайте, – сказал Фрэнк, – живи вы на самом деле в будущем и знай, что по земле расхаживали люди, сопротивлявшиеся переменам, убивавшие ваших детей, да и своих тоже, то вы взяли бы свое поколение под защиту. Вы убили бы захватчика ради защиты своего дома, жизни, семьи.

– Захватчика вроде вас?

– Точно. Если ваша организация действительно представляет людей, которые родятся после нас, это тяжкая ноша! Реальная ответственность! Вы должны думать как они! Поступать – как поступили бы они на нашем месте.

– Убийство они бы не одобрили.

– Еще как одобрили бы! – воскликнул мужчина, заставив Мэри отшатнуться. Он дрожал мелкой дрожью, обхватив голову руками, словно боясь, что она взорвется. Глаза вылезали из орбит. Незнакомец отвернулся от Мэри, пнул дверь холодильника, подошел к окну, выглянул на улицу, шипя и клокоча. «Я гребаный ходячий мертвец», – прошептал он себе под нос. Положив ладони на подоконник, прислонился лбом к стеклу. Через некоторое время стал дышать ровнее, вновь повернулся к Мэри. Опять сел напротив.