Минеральный джаз - [40]

Шрифт
Интервал

Шамугиа с девушкой углубляются в помещение. Зловоние — неустранимое производное жизнедеятельности организмов — усиливается, комизм картин и жар становятся невыносимее. Странно осознавать, но на Шамугиа ничто из разворачивающегося почти не воздействует. А, нет, виноват, я хотел сказать не то, что наш в общем-то бедолага на ходу мужает и исполняется силы и решимости, он, естественно, все еще не львиное сердце и не силач-распрямитель подков, а каким ротозеем-разиней был, таким и остался в полной ненарушимости, просто-напросто он утомился, выдохся, подустал, только и думает, когда опустит голову на подушку, а там хоть трава не расти и все до фени. Тем временем почти на всяком шагу кого-то раздирают надвое, как спелый персик, а потом еще и кромсают на куски мясницкими тесаками, но и от этого, как мы уж заметили, Шамугиа хоть бы хны. Кому-то сносят голову затупившимся мечом, точней вроде снесут, и тут же приставят, и припаяют снова, потом бьют и бьют тупой железякой по расплющенной шее, дабы продлить мучения жертвы, вздевают на вертел, как поросенка, поджаривают, суют в рот редиску. Кому-то выдавливают глаза и кипящей смолой заливают глазницы, кому до корней срезают мошонки и жарят из них на закопченной сковородке яичницу. Кого обривают наголо с головы до ног и обмазывают все тело медом, отчего на него слетаются полчища насекомых так, что не различить, женщина под их жужжащим покровом или мужчина. Должно быть, при таких обстоятельствах и родилась пословица: был бы мед, а муха прилетит хоть из Багдада, заключает в уме Шамугиа. Это так, но компьютеров здесь собралось все же больше, чем мух. Им несть, как говорится, числа. Начиная с допотопных, с черепашьим темпом моделей и кончая ультрасовременными. И не допускайте к себе даже мысли, что какой-нибудь из них в простое. Да что вы! Все задействованы, все в употреблении, все стрекочут. Общий взвизг от сливающихся стрекотаний наводит на ассоциацию с джинном, рвущимся вон из заточенья в бутылке.

Он взглянул окрест себя, и душа его… Между тем им уже удается пробраться в конец длиннейшего зала, и… каких только чудес не случается, они набредают на незанятый аппарат. По сторонам от него, правда, рычат и вперяются огромными, налитыми кровью глазищами в доставшиеся им экраны овчарки, Шамугиа отнюдь не по вкусу помещаться меж ними, однако ж приходится, другого выхода нету.

Не доверяйся, предусмотрительный следователь, тому, что зришь собственными глазами и слышишь собственными ушами! Не верь, не верь, все это уловки и плутни! Все, что тут происходит, тебе просто мерещится. Подойди ближе, трусишка, и все у тебя на глазах распадется, рассыплется на составляющие стихию клочья и то ли поглотится семеобразным рассудком, дабы вновь прорасти и прозябнуть, то ли рассеется и бесследно исчезнет. Сядь за компьютер! Чего ты медлишь? Сейчас у тебя нет резона пускаться наутек, сломя голову! Не выйдет так не выйдет — ладно уж!  — ты не тот человек, чтоб два раза обращаться к одному и тому же деянию! Ну, смотался. Допустим. Но куда? Ну, скажи. И что дальше? Плюнешь в колодец, и сам из него и напьешься? Ты же знал, на что метишь решиться, вот и надо было обдумать все загодя. А теперь поздно кусать локти да скрежетать зубами! Ни на что, совсем ни на что не реагируй. Зачем тебе! Кому-то вспарывают живот? Ну, и ладно! Загоняют в рот ядовитых змей? Тоже ладно! Сносят голову? Пусть! Пусть. Пусть… Тебе что до этого? До того, что кого-то вознамерились извести, а с кого-то снести башку. Твоя хата с краю. Разберутся и без тебя. Помещайся в собственной шкуре. В чужие дела не суйся…

Не проще ли нам, чем предаваться стольким терзаньям, спровадить девчонку назад, усадить Шамугиа за компьютер и пустить его по волнам, погрузить прямиком в пучину морей Интернета? Проще! Тем паче, что мы горазды и на многое иное, можем походя, ненароком подвести к тому, чтоб на мир спустилась ночь на 30 апреля, загнать в поднебесье летучих мышей, разогнать по полу жаб и красных мышей, понаставить рядами по полкам банки, заспиртовать в них гомункулов, на каменные плиты пола усадить Матерей, обычно живущих в своей глухой юдоли особняком, но не наедине, раскидать вокруг всякое-разное, как то: посох авгура, летательная метла, или услать Шамугиа за компьютер в подземелье, девятью этажами вниз, в глубину, мимо сцен, разыгрывающихся на всяком из межэтажных перекрытий, и так далее, и тому подобное. Что, однако, нам это даст? Ничего! Скорей всего именно ничего, разве что и без того затянувшееся наше повествование разоймется и растянется донельзя. Между тем единственное, что нам сейчас потребно, это поспособствовать следователю Шамугиа поскорей скользнуть в Интернет, дать ему побегать-пошуровать поначалу сверху вниз и снизу вверх, а потом, уже к концу пробега, подогнать, подтолкнуть его к вэбсайту черта. Что вы сказали, устойчивые? И слыхом не слыхивали о существовании подобной страницы? Вы шутите, господа? Ну, и тайна, ей-Богу! Помилосердствуйте, www.satan.com и есть официальнейший официального вэб-сайт искусителя. Да! Просто, как почти все гениальное. Путь к всевышнему это да, он тернист и тяжек, а что стоит угодить к сатане? Да ничего. Проще пареной репы! Впрочем, что мне за надобность рассыпаться в уверениях? Пожалуйте в Интернет, и увидите все воочию. Полагаете, я шучу, проявляю несерьезность и выплескиваю глупость за глупостью? Ну, я попрошу! Вы, я вижу, несколько… эдак… что до серьезности, так я… а вообще не все ли вам, солидным, равно, где столкнетесь и увидитесь с сатаною? И признайтесь, увертливые, известно ли вам, что черт это черт, и решительно все равно, в каком вы узрите его обличии — ухмыляющимся ли с экрана компьютера или поднатужившимся над выгребною ямой?


Еще от автора Заза Бурчуладзе
Растворимый Кафка

В сборник вошла повесть «Растворимый Кафка», описывающая будни богемной молодежи Тбилиси конца 90-х годов и два новых рассказа «Семь мудрецов» и «Фонограмма». Повесть «Растворимый Кафка» для современной грузинской литературы стала первым «поп-литературным» текстом. Ночные клубы, глянцевые журналы и развлекающаяся молодежь впервые предстали здесь в качестве героев поэтической прозы. Часть персонажей повести имеют в качестве прототипов реальных представителей тбилисской богемы, выведенных здесь под собственными именами.


Adibas

Новейший роман Зазы Бурчуладзе написан по следам событий августа 2008 года. «Маленькая победоносная война», выгодная политикам обеих стран, обернулась глубокой травмой для простых людей. Нет, ни в реальности, ни на страницах книги не дымятся развалины и не валяются груды трупов. Эта странная война остается как бы за кадром, но незримо присутствует в мыслях как навязчивый невроз. Расслабленная жизнь южного города, dolce far niente золотой тбилисской молодежи, бокал холодного белого вина, забытый кем-то в кафе айпод, ничего не значащая светская болтовня, солнцезащитные очки, в которых отражается близкая туча – вся эта милая чепуха вдруг перестает иметь хоть какой-нибудь смысл, когда в небе пролетает истребитель.


Надувной ангел

Новый роман современного грузинского прозаика Зазы Бурчуладзе продолжает выбранную автором нереалистическую стратегию письма. В этом галлюцинаторном мареве перемешаны сны и кадры из турецких фильмов, дух Гурджиева покупает на Ширакском рынке мясо с костью, а братья Фуко, монахи-акробаты из Капошвара, готовят великолепный гуляш. Единственной незыблемой реальностью остаются голос автора и его сложносочиненные отношения с Тбилиси и родной страной.


Рекомендуем почитать
Время сержанта Николаева

ББК 84Р7 Б 88 Художник Ю.Боровицкий Оформление А.Катцов Анатолий Николаевич БУЗУЛУКСКИЙ Время сержанта Николаева: повести, рассказы. — СПб.: Изд-во «Белл», 1994. — 224 с. «Время сержанта Николаева» — книга молодого петербургского автора А. Бузулукского. Название символическое, в чем легко убедиться. В центре повестей и рассказов, представленных в сборнике, — наше Время, со всеми закономерными странностями, плавное и порывистое, мучительное и смешное. ISBN 5-85474-022-2 © А.Бузулукский, 1994. © Ю.Боровицкий, А.Катцов (оформление), 1994.


Берлинский боксерский клуб

Карл Штерн живет в Берлине, ему четырнадцать лет, он хорошо учится, но больше всего любит рисовать и мечтает стать художником-иллюстратором. В последний день учебного года на Карла нападают члены банды «Волчья стая», убежденные нацисты из его школы. На дворе 1934 год. Гитлер уже у власти, и то, что Карл – еврей, теперь становится проблемой. В тот же день на вернисаже в галерее отца Карл встречает Макса Шмелинга, живую легенду бокса, «идеального арийца». Макс предлагает Карлу брать у него уроки бокса…


Ничего не происходит

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Митькины родители

Опубликовано в журнале «Огонёк» № 15 1987 год.


Митино счастье

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Обыкновенный русский роман

Роман Михаила Енотова — это одновременно триллер и эссе, попытка молодого человека найти место в современной истории. Главный герой — обычный современный интеллигент, который работает сценаристом, читает лекции о кино и нещадно тренируется, выковывая из себя воина. В церкви он заводит интересное знакомство и вскоре становится членом опричного братства.