Минеральный джаз - [21]

Шрифт
Интервал

Усекли, чего это я так разлетелся, распространился? Нет еще? По простейшему побуждению уклониться от ответа на вопрос № 6. И по жалчайшей причине того, что вопроса № 6 не существует, больше того, никогда не существовало. Я, признаться, рассчитывал, что как-нибудь его вылеплю, изваяю. Однако же, как вы сами, дражайшие, можете засвидетельствовать, ничего, кроме горьких филиппик, из себя выжать не в силах. Удивительно ли, что на протяжении всего этого времени я бы мог извлекать больше смысла из метания гороха об стену, нежели вложил его во все эти словопрения, точней словоблудие. Глотку во всяком случае не сорвал бы. Это да, но того, что написано пером, уже не вырубишь топором, сколько ни трать на это усилий. Так что единственное, что при таком раскладе нам остается, это дождаться лучших времен, положив, что они расставят все по местам несравненно толковей, чем это спроворим мы сами под горячую руку. Короче, я поставил вас, господа, в известность, что вопроса № 6 в природе не существует. Ну и бог с ним, с этим вопросом, есть о чем горевать! Так-таки и не обойтись без сакраментального сего вопроса для того, дабы без препятствий продолжить предпринятую затею? Как бы не так, почтенные. Обойтись! И великолепно. И что это бесспорно так, а не иначе, мы незамедлительно убедимся воочию. Главное, привести себя в сколько можно возвышенное состояние духа (и если в нынешние горькие времена это представляется несколько затруднительным, то рекомендую вам следовать примеру нашего святейшего, патриарха всея Грузии Илии II. Прибегните к нему, и вас никто впредь не разубедит, что какое бы вкруг него ни завихрялось верченье, несмотря на самое дерьмовое состояние духа, чело его гладко, а лик не скупится на улыбки). Запасемся, однако, любезные, выдержкой и терпением и распахнем врата глав своих перед грядущею трезвой, здоровой мыслью, ибо предлежащее требует безусловной, без сучка, без задоринки прямоты, и кому, как не вам, знать, мои горячие головы, что прямота, как правило, оборачивается дерзостью, точней она и есть сама дерзость. Итак, мы констатировали, что жизнь… А вообще, что она такое — жизнь, как вы думаете? По мне, плевок, дерьмо и ничего более. Но ведь я могу ошибаться, и для подобных вам высокодостойных гробов повапленных мир, породивший Библию, Феллини и зубную пасту в полоску, прекрасен? Но покамест вы будете ломать головы над глубоко философическими вопросами, быть может, поделитесь ответами на вопросы простые, детские, верю, вам совершенно доступные? Например, знаете ли вы, сколько весит Земля? Какова температура поверхности Солнца? Сколько колец опоясывает Сатурн? Как называется чаша, в коей готовят еду китайцы? Что? Что вы сказали? С чего это я принялся за кроссворды? Что вы, собственно, против них имеете? Легко ли найти достойнейший приют и убежище разуму? Льщусь надеждой, что вы не поставите мне в профессиональное хвастовство или в защиту чести мундира, если я объявлю себя лучшим из отгадчиков кроссвордов? Или… погодите… отбросим шуточки в сторону, вот он, долгожданный вопрос № 6, могущий украсить собой самый головоломный кроссворд: «Что есть жизнь?» Каково? Знаю, тотчас сбегутся мудрецы и яйцеголовые, мастера тайное сделать явным, дабы отрицать, возражать, настаивать на том, что вопрос № 6 поставлен неточно, что ему должно звучать не так, а по-иному и т. д., и т. п. Ну их, что нам до этого вздора! По мне, так при всех коловращениях мира, во все мрачные времена, во всякую смуту, в самом жалком народе, во взятом наудачу горячечном, неукротимом мозгу вопрос № 6 звучал именно так, так звучит ныне и будет впредь звучать не иначе, как: «Что есть жизнь?» О нет, не было и не будет вопроса больней и свободней! Беспорочнее, тверже, выносливей, безответнее, неувядаемее, неподкупнее… Над ним стоит, сомыслители мои, ломать голову. Что вы скажете? Ну так ломайте, бейтесь над ним, почтите за домашнее себе, если угодно, задание. Мы же тем временем, дабы не терять его, драгоценного, добавим для точности, что шальная сия часть на этом кончается.

Часть третья

XVII

Зато не успели вы перевести дух, как тотчас, откуда не возьмись, явилась новая, столь же, вообразите себе, шальная, сколь и предшественница, ибо речь в ней пойдет о пифагорейской, или как ее, любви придурков, о неких, в частности, Пелагее и Яше Шониа, об участившихся выпивонах Пантелеймона, о местопребывании медведя, о фарфоровых глазках Фоко, кратенько и общо о мистических символах, мельком о заезженных «быть или не быть», о проделках ускользающей из дома и текста Пепо, о смятении, чуть не до грани безумия следователя и так далее, и так далее до онемения органа речи, до отнятия руки, до дыма от всего сего коромыслом и до наложения в штаны.

Эге– ге, вы, гляжу, озорники, уж и не преминули пустить в них? Ну да ладно уж, остерегитесь на будущее, суньте в сие украшение мужей увернутую в три слоя прокладку, понеже предлежит еще пропасть сцен и пассажей, при коих она может сослужить незаменимую службу. Нелишне предусмотреть, во всеоружии приступая к чтению начавшейся части, что, вопреки нашей воле, из предыдущей в нее проник и втесался не кто иной, как назойливый вопрос № 6, что вкрадчиво сопутствует и будет впредь сопутствовать повествованию в виде рефрена, отчего без вышеупомянутой прокладки обойтись, видимо, не удастся. Что? Что вас, благопристойные мои, волнует? О нет, нет, обо мне не тревожьтесь, я уж давненько во избежание конфуза не только не балуюсь чаем, но даже и пера почти не беру в руки. Стало быть, сейчас нам важней всего озаботиться недопущеньем влажности между бедер, оттого что не бог весть как приятно на фоне сыроватых подштанников приступать к чтению книги, а тем более такой, как наша. К слову, отметим, что если наша книга предназначалась для пляжного чтива, то не только что от прокладки, но и от самих подштанников легко можно было бы отказаться, не боясь укоризны, однако поскольку мы имеем дело с внепляжным чтением, то настоятельно рекомендую не уклоняться ни от предупредительной меры, ниже от прикрытия наготы. К тому же, как вы, просвещенные мои, должно быть, помните, некогда нашего твердолобого пращура — наипервейшую жертву моды пинком вытолкали из «отовсюду огороженного места» не по какой иной причине, как по побуждению прикрыть зад. Чрезвычайно, должен признаться, неловко, что поминутно приходится прибегать к азбучным истинам. Между тем кое-кто, замечается, азбуку подзабыл. Но это так, к слову, пикантная подробность.


Еще от автора Заза Бурчуладзе
Растворимый Кафка

В сборник вошла повесть «Растворимый Кафка», описывающая будни богемной молодежи Тбилиси конца 90-х годов и два новых рассказа «Семь мудрецов» и «Фонограмма». Повесть «Растворимый Кафка» для современной грузинской литературы стала первым «поп-литературным» текстом. Ночные клубы, глянцевые журналы и развлекающаяся молодежь впервые предстали здесь в качестве героев поэтической прозы. Часть персонажей повести имеют в качестве прототипов реальных представителей тбилисской богемы, выведенных здесь под собственными именами.


Adibas

Новейший роман Зазы Бурчуладзе написан по следам событий августа 2008 года. «Маленькая победоносная война», выгодная политикам обеих стран, обернулась глубокой травмой для простых людей. Нет, ни в реальности, ни на страницах книги не дымятся развалины и не валяются груды трупов. Эта странная война остается как бы за кадром, но незримо присутствует в мыслях как навязчивый невроз. Расслабленная жизнь южного города, dolce far niente золотой тбилисской молодежи, бокал холодного белого вина, забытый кем-то в кафе айпод, ничего не значащая светская болтовня, солнцезащитные очки, в которых отражается близкая туча – вся эта милая чепуха вдруг перестает иметь хоть какой-нибудь смысл, когда в небе пролетает истребитель.


Надувной ангел

Новый роман современного грузинского прозаика Зазы Бурчуладзе продолжает выбранную автором нереалистическую стратегию письма. В этом галлюцинаторном мареве перемешаны сны и кадры из турецких фильмов, дух Гурджиева покупает на Ширакском рынке мясо с костью, а братья Фуко, монахи-акробаты из Капошвара, готовят великолепный гуляш. Единственной незыблемой реальностью остаются голос автора и его сложносочиненные отношения с Тбилиси и родной страной.


Рекомендуем почитать

Время сержанта Николаева

ББК 84Р7 Б 88 Художник Ю.Боровицкий Оформление А.Катцов Анатолий Николаевич БУЗУЛУКСКИЙ Время сержанта Николаева: повести, рассказы. — СПб.: Изд-во «Белл», 1994. — 224 с. «Время сержанта Николаева» — книга молодого петербургского автора А. Бузулукского. Название символическое, в чем легко убедиться. В центре повестей и рассказов, представленных в сборнике, — наше Время, со всеми закономерными странностями, плавное и порывистое, мучительное и смешное. ISBN 5-85474-022-2 © А.Бузулукский, 1994. © Ю.Боровицкий, А.Катцов (оформление), 1994.


Берлинский боксерский клуб

Карл Штерн живет в Берлине, ему четырнадцать лет, он хорошо учится, но больше всего любит рисовать и мечтает стать художником-иллюстратором. В последний день учебного года на Карла нападают члены банды «Волчья стая», убежденные нацисты из его школы. На дворе 1934 год. Гитлер уже у власти, и то, что Карл – еврей, теперь становится проблемой. В тот же день на вернисаже в галерее отца Карл встречает Макса Шмелинга, живую легенду бокса, «идеального арийца». Макс предлагает Карлу брать у него уроки бокса…


Ничего не происходит

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Митькины родители

Опубликовано в журнале «Огонёк» № 15 1987 год.


Митино счастье

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.