Минер - [12]
«Ой…» — боязливо сказала Девчонка, тронув пальцем масленое лезвие.
А Минер подумал:
«Хоть бы ради отпуска догадался вычистить!..»
И щеки нашего невозмутимого Минера впервые за несколько последних лет порозовели.
Ручаюсь, что от Девчонки не укрылось это: женщина, есть женщина — десять лет ей или двадцать, и будь ты хоть семи пядей во лбу — тут уж ничего не поделаешь. Девчонка глянула на Минера, чему-то неожиданно засмеялась и, мгновенно осмелев, заявила:
«Можно, я немножко пройду около вас?»
«Гм. Конечно…» — Минер растерялся.
«Пусть другие посмотрят и подумают, что я вас знаю», — соткровенничала Девчонка, когда они уже тронулись.
Минер, само собой разумеется, промолчал.
Девчонка, поглядев на него, опять смутилась вдруг и от смущения призналась еще в одном:
«Это мы поспорили: кто храбрее, чтобы подойти и попросить вас показать кинжал».
Минер снова хотел промолчать, но отметил про себя, что в подобных ситуациях отчаиваются, как правило, самые робкие, и спросил: «Мы пойдем, где больше народу?» — «Нет, что вы?!» — испугалась Девчонка.
Короче говоря, они свернули в ворота городского парка, довольно пустынного в тот будничный вечер, так что Ей не перед кем было похвастаться своим новым знакомством.
Впрочем, Она к этому времени наверняка утратила уже свою решимость и шла настороженная, прямая — не то по воздуху, не то по земле.
Вы спросите, откуда я знаю женскую натуру?..
Я как свои пять пальцев знал Старшего Лейтенанта. Наши койки стояли рядом, и даже после того, как мы обменялись местами, я не утратил возможности созерцать каждый день возлюбленный нами грязно-серый валун под окном. А Старший Лейтенант, несмотря ни на что, был все-таки крупным теоретиком в женском вопросе.
Минер искоса наблюдал за Девчонкой.
Так уж устроен человек: если вы растерялись — вашим противником (или потенциальным противником) овладевает спокойствие. Достаточно растеряться ему — все происходит наоборот. Проверьте когда-нибудь. Жаль только, что все это почти не зависит от нас.
Они шли и молчали так долго, что Девчонка, не выдержав, замедлила шаг. Разумеется, никаких историй Минер Ей не рассказывал. Но, вспомнив, что рядом с ним не больше, не меньше как вчерашняя школьница, решил поддержать свое мужское достоинство подобающим к случаю разговором.
«Вам пора домой?» — спросил он.
Как ни странно, однако молчание было нарушено, и вслед за этим последовал длинный диалог.
«Вы к родителям приехали?» — это Она.
Он: «Нет…»
«К родным?»
«М-м, у меня здесь никого нет. Да и вообще никого. Нигде».
«А у меня бабушка есть…» — вдруг невесело похвалилась Она.
Минер остановился, оглядел Ее своим отсутствующим взглядом… и пошел дальше. Она автоматически проделала то же самое.
Здесь я должен вернуться назад и уточнить, что, скорее всего, в их дальнейшей близости были повинны не «гм» и «ой», а вот эта короткая остановка и секундное молчание, с глазу на глаз. Объяснить это трудно, но, говорят, так бывает.
Лично я верю.
«Здесь моя родина», — на всякий случай объяснил Минер.
«И давно вы не были здесь?»
Минер сказал, что лет восемнадцать.
Девчонка с непонятным изумлением воскликнула, что она тогда только ходить научилась. Кажется, ей понравилась эта мысль.
«Сколько же вам сейчас?» — должен был мрачно поинтересоваться Минер.
Она ответила с той гордостью, с какой почему-то всегда эти едва выбравшиеся из пеленок девчонки отвечают тридцатисемилетним мужчинам: «Девятнадцать».
Минер нахмурился.
Жил человек, жил, не имея понятия, что он старик. Вдруг вот тебе — знай…
Но тут Девчонка рассказала, что отца Ее контузило во время войны и умер он так давно, что Она его даже не помнит, а мать — года три назад…
Это мгновенно изменило ход размышлений Минера.
Казалось невозможным — взглянуть на мир после войны и всю жизнь чувствовать, что она была, что была нелегкой…
Минер замкнулся. Теперь-то я знаю, где витали его мысли, когда он лежал, глядя в потолок, или сидел, склонившись над радиолой, и знаю, почему он должен был замкнуться после рассказа Девчонки о родителях. А раньше нам все его привычки казались просто странными.
Девчонка посчитала себя вправе полюбопытствовать относительно его родителей, но когда Минёр ответил, что мать его сгорела во время бомбежки и отец погиб неизвестно где, Она ни с того ни с сего извинилась и виновато сообщила:
«Мои папа и мама похоронены на кладбище… — Словно бы то, что Ее родители на кладбище, давало Ей какие-то преимущества перед ним. — Давайте я покажу вам могилки?»
«Сейчас?» — уточнил Минер.
Она оглянулась. Было почти темно.
«Ой, нет, конечно! Идемте назад. Давайте, лучше завтра? Ну, вот так, когда я вас догнала, — в это время. Хотите?»
Добавила:
«Прямо на этом месте увидимся. Ладно?»
Я умышленно воспроизвел для вас этот пространный диалог почти дословно. Как видите, уже с самого начала инициатива принадлежала не Минеру. Но тем достовернее надо считать сведения, добытые нами у него, и тем правдивее — мой рассказ. Ибо вот как примерно выглядело бы то же самое в интерпретации, допустим, Старшего Лейтенанта:
…Поезд еще не подошел к перрону, а он уже слышал звуки оркестра, и выстроенные на привокзальной площади (все до единой) женщины городка держали равнение на его вагон… Потом он гулял по улицам, играя золочеными ножнами своего оружия, когда к нему подскочила оробевшая до истерики блондинка… Но в парке он оказался бы почему-то с брюнеткой. Наутро припоминал бы каштановые косы… А на вопрос, откуда же в конце концов появилась эта последняя, с не очень темно-русыми волосами, ответил бы…
