Мимоза - [36]

Какое-то время она оставалась сидеть, еле слышно шепча: «Отец, Отец», и уже одно это слово успокоило и утешило её. Она поднялась и прошагала, пусть медленно, то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть, оставшиеся десять миль.

Придя домой, она свалилась без сил. Она еле добралась до соломенной подстилки, бережно положила малыша и почти что упала рядом с ним. Ей страшно хотелось пить, но она не могла подняться.

Вскоре к её несказанному облегчению в дверях показалась одна из её родственниц, услышавшая, что они приехали. Беспомощность измученной Мимозы тронула её сердце, и она натаскала воды, развела огонь и начала варить ужин.

Мимоза лежала на подстилке и смотрела на неё. За окнами уже темнело, а всем нам прекрасно известно, как подавленно чувствует себя уставший человек, когда к дому подкрадываются сумерки. Вскоре свет померк, и только в очаге полыхал небольшой огонь, разведённый с помощью хвороста, который Мимоза успела собрать перед отъездом. Вокруг не было привычных отсветов огня на начищенной медной посуде, не было ни одного яркого отблеска. Мимоза с тоской подумала о Музыке, оставшемся с отцом в городе. Её несчастливый Пятый сердито ёрзал рядом с ней и то и дело капризничал. Бедный малыш! Капризничать было совсем не в его натуре, но последнее время ему и впрямь приходилось несладко. Его мать измучилась ещё сильнее, чем он, но в глубине души она чувствовала покой и странное, безмятежное удовлетворение.

«Ах, если бы я точно знала, что смогу видеть их хотя бы раз в год!» — сказала она Звёздочке в момент слабости и нерешительности, но тут же взяла себя в руки. Она знала, что ей будет нелегко вырываться в Донавур даже раз в год, но мальчикам там будет хорошо, они будут учиться добру и истине. А если так, то разве что-то другое имеет значение?

Теперь она лежала и думала о них, вспоминая каждое их движение, повсюду сопровождая их любящими материнскими глазами. А потом с той же самой решительностью, которая и раньше не один раз приносила ей покой, она посмотрела вверх сквозь мутную тьму своего угрюмого жилища: «Отдаю их Тебе, Отец!» С этими словами она слабо, но доверчиво протянула к небу руки — как ребёнок, который наконец-то научился расставаться с чем-то любимым и дорогим его маленькому сердцу. Вскоре Счастливый Четвёртый вернулся к ней домой. Этот непреклонный молодой человек твёрдо решил, что будет жить с матерью. А уж если он что-то решал, то так оно и было — по крайней мере, во всём, что касалось его самого.

Дни шли один за другим, муж не проявлял к Мимозе ни малейшего интереса, и она начала думать, что он, должно быть, устал нести на себе позор, который навлекла на него жена, непохожая на других женщин. Прошло ещё какое-то время, и вдруг, подобно серебристому сиянию предрассветной звезды, где-то на далёком, смутном горизонте её сознания зародилась удивительная мысль, которая росла, подымалась всё выше и становилась всё ярче и прекраснее, постепенно расцветая в настоящую звезду надежды. Она пойдёт в Донавур. Она научится читать и откроет для себя Божью Книгу. Она примет духовное омовение. А потом Бог покажет ей, что делать. Да, она встанет и пойдёт! «Вот я и пришла», — заключила Мимоза свою историю.

Глава 40 Любовь отыщет путь

Но это было всего лишь окончание одной главы и начало другой. Последнее, что нам осталось написать в этой книге, произошло в один чудный воскресный вечер. Небо полыхало огненным закатом, а мы неспешно шагали вниз к берегу Красного озера, спрятавшегося внизу среди величественных гор.

И когда все мы — десятки малышей и ребят постарше рядом с нами, взрослыми, — встали длинной, извилистой цепочкой вдоль длинного, извилистого берега, Мимоза торжественно вошла в воду, чтобы принять водное крещение, а её муж неподвижно стоял тут же на берегу и, изумлённо подняв брови, наблюдал за происходящим.

Для тех, кто присоединился к нам лишь недавно, это было лишь ещё одно радостное, но привычное христианское крещение. Но разве можно сказать словами или описать пером, что значило это событие для нас, знавших, какую длинную вереницу трудных и горьких лет венчает этот необыкновенный вечер? Как описать, что чувствовали при этом незримые человекам ангелы и что думал вечный Господь, Господь и ангелов, и самой Мимозы?

Сейчас Мимоза снова вернулась в свой нетерпимый маленький мир ревностных индусов. Она пишет, что кто-то до сих пор удивляется её вере, кто-то презрительно фыркает ей вслед, но некоторые всё-таки начинают понемногу прислушиваться. В глубине своего сердца она твёрдо решила, что непременно приобретёт для Христа своего мужа, который всё ещё называет её веру своим позором. Правда, всем на удивление, при этом он всё-таки продолжает считать Мимозу женой, хотя она так осквернила свою касту. Кстати, эта каста вовсе не относится к числу тех, что относятся к христианской вере более-менее терпимо, разрешая женщине оставаться в семье после крещения. Жизнь у Мимозы, должно быть, весьма и весьма нелёгкая. Но ведь она и не просила, чтобы было легко. Она просила у Бога щит веры и терпения, чтобы превозмочь и преодолеть всё, что нужно преодолеть.