Мимо денег - [73]

— Известно откуда, — буркнул Григорий. — Мы же их и вызвали, аки духов тьмы. Батюшку свалили с трона и решили, что со злом покончено. Ан нет. Гони его в дверь, оно лезет в окно. Не на наши ли кровные нынешний владыка в Кремль въехал?

Трихополов скривился, как от зубной боли. Скользкую тему в их кругах мусолили который месяц подряд, но так и не пришли к единому мнению. Вопрос о том, на чьей стороне вчерашний полковник ФСБ, висел в воздухе, словно стопудовая гиря, закрепленная на тонких тросиках. С кем вы, господин президент? С оголтелой россиянской чернью, обреченной на вымирание, или с прогрессивной элитой, семимильными шагами продвигающейся к цивилизованному Западу? По разумению Трихополова, заполошный полковник, успевший наломать столько дров, и сам того толком не знал. Скорее всего он просто укреплял тылы, сколачивал собственный эшелон обороны, в том числе из преданных ему лично олигархов. Другое дело, что попутно совершал ошибки, которые потом трудно будет исправить. Наезжал на всех без разбору, кто оказывался у него на дороге. И разумеется, давал чересчур щедрые авансы быдлу, чтобы расположить к себе так называемое общественное мнение. Тут тоже хорошо бы знать меру. Но главная беда, конечно, в том, что в жилах свежекоронованной особы текла порченая, плебейская кровь. Как и у его предшественника.

— Давай, Гриша, не углубляться. Въехал и въехал. Начнет сильно зарываться, укоротим. Сейчас не девяносто третий год.

В этот момент двое смазливых поварят в высоких куполообразных белых шляпах подали печеного гуся. Гусь, обложенный зеленью и жареной картошкой, покоился на большом железном противне и издавал утонченные ароматы, от которых голодный человек мог и прослезиться. Сопровождал гуся тучный благообразный повар Ираклий. Под его руководством поварята опустили блюдо на стол и начали артистично разделывать птицу, вывалив из распоротого жирного брюха густую массу яблок, слив и винограда. Галина Андреевна отложила гитару и придвинулась к столу Трихополов разлил по рюмке анисовой из хрустального графина. Вкусно поесть он любил. Еда не обманет, это не женщина.

Повар Ираклий застенчиво покашлял в кулачок.

— Ну, — благосклонно кивнул хозяин, — тебе слово, кудесник.

— Рецепт бабки Матрены, — важно сообщил повар. — Завещанный из Петровских времен. Приправа структурно входит в метафизический комплекс адыгов. Рекомендую запивать молодым алабашлы. Сейчас подадут.

Григорий, грея рюмку в руке, уважительно поинтересовался:

— Бабка Матрена — это что? Гипербола?

— Натуральная бабка, — ответил за повара Трихополов. — Сожительница его. Ей пятнадцати нету. Бабкой прозвал для конспирации. Помнишь обещание, Ираклий-свет?

— Помню, барин.

— Что за обещание? — не отставал любопытный Григорий.

— Рагу приготовить из бабки. На день Ивана Купалы. Верно, Ираклий?

— Не совсем так, барин. Но вроде того. Котлеток обязательно наверчу. С кизиловой подливкой — самое оно.

Галина Андреевна, не дожидаясь команды, опрокинула рюмку.

— Не всегда могу понять, — смутился Григорий, — когда ты шутишь, Микки, когда нет.

— Какие шутки, милый Ираклий приверженец секты Вуду. Много путешествовал. Бывал в Бомбее, в Турции, на Соломоновых островах. Его взгляды на мир отличаются от европейских, он ощущает себя человеком, пережившим апокалипсис. Правильно объясняю, Ираклий?

— Напрасно иронизируете, барин, — чуть обиженно отозвался повар. — Материя едина, и свежая плоть Матрены химически тождественна мясу этого гуся. А по изысканности вкуса намного превосходит.

— В чем же видишь иронию, дорогой друг?

— Праздник Купалы в июле. Как можно, говоря о будущем, иметь в виду вчерашний день? Разве только подразумевая временной парадокс?

— Ираклий чрезвычайно образован, — пояснил Трихополов. — Но это лишь одно из его достоинств. Причем самое несущественное.

Тем временем поварята разобрали гуся, и перед каждым из пирующих на фаянсовом блюде выросла аппетитная гора красноватого, с коричневой корочкой мяса, густо обложенного фруктовым желе. Галина Андреевна первая с характерным хрустом впилась зубами в гусиную мякоть. Мужчины, опрокинув по рюмке анисовой, присоединились к ней. Трапеза продолжалась в полном молчании, нарушаемом лишь сочным чавканьем.

Ираклий низко поклонился и пятясь покинул гостиную. Служки-негритята оттеснили поварят, поставив за спиной у гостей фарфоровые чаши с водой и плавающими лепестками роз. Трихополов, насыщаясь, не отрывал взгляда от беспутной подружки, которая дробила и обгладывала сладкие гусиные косточки с таким усердием, словно совершала ритуальный обряд. В который раз поражался ее умению придавать самым обыденным действиям мистический оттенок. Наконец отставил тарелку, сполоснул пальцы в подставленной чаше и, откинувшись на спинку стула, с удовольствием закурил.

— Галочка, животик не лопнет?

Цыганка плотоядно облизнулась, смешивая помаду с гусиным жиром, отчего у Трихополова стрельнуло в паху.

— Что вам угодно?

— Ничего не угодно. Хочу, чтобы угомонилась. Или одного Мостового тебе мало?

— Один труп, два трупа, три трупа — какая разница? Только я тут ни при чем.

— Господа, умоляю! — воззвал Григорий, поднимая чашу с зеленоватым вином. — Зачем портить столь прекрасный вечер? Госпожа Жемчужная, вы богиня! Если бы не мое глубочайшее уважение к Микки…