Милосердие смерти - [61]

Повисла пауза.

– Элла, ты же понимаешь, что это решение должно быть обоюдным. Десять недель – еще не срок. Так что давай подумаем.

– Я твердо решила, что этот ребенок будет жить. Я не позволю его убить.

– Хорошо, тогда дай подумать мне. Я позвоню.

На том и расстались.

Я медленно брел по улице и думал: «Тварь я последняя, что же я натворил?»

И это не было игрой артиста для своего внутреннего театра, это были мысли правдивые и горькие. Наверное, я был так честен с собой в первый раз.

«Доигрался. Как дальше жить? Как перенести все это? Я сам разрушил свой внутренний, гармоничный мир, испепелил его… И теперь – как жить? Господи! Как? Вокруг не останется ни близких, ни друзей… Я всех предал сам, а они еще не знают об этом, они даже не догадываются, что я предал их, что я убил самое дорогое, что было у меня. Как дальше жить в этом грязном, вонючем болоте обмана и подлости, моей подлости? Господи! Скольких людей, которые любят и обожают меня, я предал! Сколько страданий и болей я им принесу… Но самое главное – я убил свою душу, я убил и предал самого себя…»

Я шел и прекрасно понимал: все то, что свершилось, – это безвозвратно и окончательно. То, что я совершил, не имеет сроков давности. Я просто перечеркнул всю свою жизнь. У меня не осталось более ничего. Ничего не осталось.

«Я не представлял жизнь без супруги. Да и Элла продолжала жить с мужем».

Я понимал, что, как настоящий «мэн», я должен взять красотку в жену. И тогда моя жизнь превратится в сказку. Но зачем мне эта сказка, зачем? Денег у меня достаточно. Можно и больше, но только не такой ценой.

Я с ужасом представлял жизнь без моей любимой супруги. Нет, вернее, я не представлял. Оторвать руку без наркоза, пожалуй, было бы менее больно, чем бросить Ленку.

Но ребенок, мой ребенок! С этим как жить? Мой ребенок – иудей… Ибо будет рожден иудейкой. Как же тогда мое православие?

И тогда я решил просто отдаться течению. Пусть будет, как будет. Самое важное – мой ребенок не должен страдать из-за отца-негодяя. В тот же вечер я позвонил Элле и сказал, что принимаю ее решение. И что ни под каким соусом от нашего дитяти не откажусь. На следующий день, сидя в ресторане, мы уже обсуждали имена возможных мальчиков и девочек. Элка была в приподнятом настроении, прекрасна, как мадонна. Она вся светилась изнутри.

С мужем она пока решила не разводиться.

Оставшиеся восемь месяцев пролетели, как пуля. Элла родила Иосифа, Иоську в Цюрихе. Иосифа Эдуардовича Капернаума, по записи в свидетельстве о рождении. Сразу же по возвращении в Москву, через три недели после рождения сына, она пригласила меня к себе в Барвиху. Муж ее был отправлен в Италию по каким-то делам клиники. Так что двое суток я был полностью отцом. Вставал по ночам, перепеленовывал, кормил.

Я просто уже ничего не понимал. Ничего. Элла продолжала жить с мужем. И в то же время я постоянно был рядом. Сын был до неприличия похож на меня, якобы чужого дядю. И уже Михаил Исаакович, дедушка Иосифа, несколько раз как бы внезначай спрашивал Эллу, когда она в последний раз видела прекрасного реаниматолога Коваленко. Хотя наверняка охрана доложила ему уже все про мои визиты. Исаакович спрашивал, но в ситуацию не вмешивался. Пока не вмешивался.

А на днях я узнал, что моя любимая жена уже год как «плотно» дружит с одним из руководителей фирмы, в которой работает. Все. Это конец.

Вот так, Артем. Вот так я и живу. Пока живу. Хотя в этой ситуации для всех, абсолютно для всех было бы лучше, если бы я умер.

Мы выпили по последней и расстались, обменявшись телефонами и клятвами о вечной дружбе…

– Представляешь, Саня, а через месяц после нашей встречи Коваленко не стало. Нелепый случай. По всей видимости, после очередного полета и нескольких бессонных ночей, возвращаясь из аэропорта на своей машине, за рулем заснул и выскочил на встречку.

Знаешь, что я скажу тебе, друг мой, Печорины должны умирать в молодости, и лучше на войне. Погиб бы Антоха тогда в горах, вечно бы помнили его как героя и на каждой встрече поднимали бы за него стаканы. А так, прости меня, Господи, запутался по жизни, затрахался и погиб по ерунде. Жаль, конечно, жаль… Ну да ладно, попилили и хватит, сегодня у нас встреча с премьером, нужно успеть просмотреть материалы.

Убийство священного врача

– Ну вот, ты, рассказывая мне о своей жизни анестезиолога-реаниматолога, полной самопожертвований и страданий, с невероятными победами над смертью, о своих глубоких и искренних переживаниях, горьких минутах отчаяния и ощущения собственного бессилия при гибели больного или раненого, нарисовал образ идеального, безупречного врача, вся жизнь которого была посвящена служению жизни и борьбе со смертью. Но все же, скажи, только честно – проработав столько лет в анестезиологии и реанимации, постоянно видя множество смертей на протяжении тридцати с лишним лет, неужели ты спишь спокойно и тебе не в чем себя упрекнуть?

Если это так, то ты, наверное, действительно идеальный врач и человек. Но как-то не верится мне в человеческую идеальность. Ведь, как бы там ни было, работая на грани между жизнью и смертью, – и эта грань, позволю себе заметить, не твоя, а пациентов, которых ты должен спасать, – нельзя быть безупречным.