Миллионы женщин ждут встречи с тобой - [14]

Такое бывает. Эрекция может случиться даже в автобусе или в магазине, если поблизости окажется симпатичная девушка. У одного моего приятеля встает даже тогда, когда он просто думает позвонить своей подружке. Хотя это, наверное, не показатель. Потому что другой приятель возбуждается от разговоров о курсе доллара. Он работает в деловом центре.

Когда мне удается вставить словечко, я немного рассказываю Лиззи о себе. В баре мне даже удается ее утихомирить. Она молчит довольно много… подозрительно много.

Странно. Минуту назад мы вовсю болтали, вернее, я слушал ее веселую болтовню, и пили вино. Все было отлично. А теперь она как воды в рот набрала. Я что-то не то сделал? Сказал? Мы разговаривали о книгах, кино, Индии, ее «седьмой по счету любимой стране», и вообще о всякой всячине, однако на спорные темы не переходили. Оглянувшись, я понимаю, что дело в баре. Она замолчала, когда мы сюда пришли.

Я пытаюсь разобраться, что здесь не так. Сперва ничего не замечаю. За столиком в углу треплются двое парней. Другие о чем-то шепчутся с барменом. В правом углу четверо усачей в обтягивающих джинсах шутят и смеются. А рядом с ними еще двое в узких белых футболках подпевают Тине Тернер и машут руками, точно продавцы в отделе парфюмерии.

Дьявол. Я привел Лиззи в гей-бар.

Хуже не придумаешь! Гей-бар! Хренов гей-бар! Что она обо мне подумает? Что я бисексуал? Метросексуал? Гомик с широкими взглядами?

Склонившись над столом, я угрюмо замечаю:

— Это бар для геев.

Тишина. Только в автомате поет Джуди Гарленд. Я смотрю на Лиззи. Ее лицо исказила странная гримаска: она беззвучно смеется. Беззвучно, но очень сильно. Наконец приходит в себя и выдавливает:

— Кхм… а я все никак в толк не возьму, куда ты меня привел! Ошибочка вышла?

— Ну… вроде того.

Теперь она смеется вслух.

— Я подумала, ты хочешь показаться современным. Тот парень в углу явно положил на тебя глаз. Может, найдем другое место?

Молодец. Молодец, Лиззи! Ты все правильно сказала. Я встаю и с улыбкой отвечаю:

— Конечно! Если хочешь. То есть я ничего не имею против гей-баров, у меня даже есть друзья-геи и один трансвестит, и…

Лиззи уже встала. Она берет меня под руку.

— Я знаю местечко, где делают отличные коктейли!

О да!

Три часа и семь коктейлей спустя мы прощаемся у метро. Довольно-таки неуклюжее прощание, пока Лиззи вдруг не вспоминает:

— Кстати, я соврала про кошку.

— Нетрудно было догадаться, — вру я.

— Правда? — Она смеется. — Надо же! На самом деле у меня был приступ девичьей болезни. Я не знала, что надеть: джинсы или юбку. Прости.

Лиззи по-прежнему улыбается. Красотка! Я подумываю о том, чтобы ее поцеловать, но потом решаю, что это слишком для первого свидания. Важно не переусердствовать, как было с Бонго-Бонго. Поэтому я по-идиотски жму ей руку и не знаю, что сказать. Лиззи сама выходит из положения:

— Звони! — говорит она.

Я открываю рот, чтобы сказать: «У меня нет твоего номера», но она протягивает визитку, чмокает меня в щеку и исчезает в метро.

Когда Лиззи уходит, мне жутко хочется станцевать победный танец. Эдакий разбитной народный, засунув большие пальцы в карманы жилета. Но жилета у меня нет, поэтому я возвращаюсь домой, где с трудом удерживаюсь от звонка Лиззи.

Сколько ждать? На следующее утро я даже беру трубку, однако вовремя останавливаю себя… э-э, мастурбацией. Может, это и грубо, но мой разум часто затуманивает сексуальное влечение, а так как мастурбация — самый простой способ от него избавиться, она, как правило, помогает. Я успокаиваюсь и готов ждать еще целый день.

Разговор по телефону проходит гладко, без сучка без задоринки. Хороший знак. Думаю, по телефонным звонкам можно судить о том, как все пойдет в постели. Если вы сумели поддержать ритм беседы, то, вероятно, животный ритм вы освоите без труда. Сказать по правде, раньше я об этом не думал, но слишком уж Лиззи охотно согласилась на второе свидание.

Теперь мы встречаемся в пивном ресторанчике. С едой на свиданиях бывает туго. Однажды я попал в жутко неудобное положение, когда пришел с подружкой в ресторан, заказал вина, свежего хлеба и любовно уставился на подругу поверх меню, а та вдруг беззаботно объявила, что села на диету и ничего есть не станет. Два часа она лихорадочно курила и пожирала взглядом мой ужин. Свидание было первым и последним.

Лиззи ведет себя совершенно иначе. Она ест вволю. Суп, мясо, овощи, пудинг и все остальное. Мне это по душе. Сексуально. Я никогда не разделял мнения Байрона, что женщина должна питаться только шампанским и салатом из лобстеров. Очень уж дорого.

Доедая пудинг, Лиззи рассказывает о своей семье:

— О, в нас столько всего намешано! Папа итальянец, мама еврейка с русской, уэльской и — господи! — наверное, марсианской кровью. Отец занимается мрамором… каррара и прочая муть… хотя я не видела его лет шесть. — Она поднимает на меня глаза. — Знаешь, в каждой семье есть своя трагедия. Мои мама с папой постоянно ссорились, да так, что он уходил из дома, а она пыталась настроить нас против него, но я ведь люблю мать, и, понимаешь…

— Понимаю. Лучше расскажи о голых танцах.

Конечно, я такого не сказал. Но очень хотел. Нет, мне не скучно с Лиззи — она забавная и искренняя, — просто на ней сейчас кофта с глубоким вырезом, и при свечах ее груди дружелюбно мне улыбаются, словно свеженькие телеведущие с детского канала.