Миллионер - [3]

Не буду говорить о климактерической Живой Легенде подробно, потому что уважаю чувства миллионов почитателей её таланта.

Одно дело жизнь на сцене, а второе — на дачной территории в два га., огороженной бетонным забором. То есть однажды взбалмошная и стареющая звездная бестивида завела баранчика, похожего на её же молодого супруга. А его надо было кормить — барана, разумеется. И пришлось нанимать косильщика лужаек, чтобы витаминной травки для кучерявого скота было всласть.

Как известно, не имей сто рублей, а имей одного друга — хорошего. К счастью, таких приятелей у меня пруд пруди. В силу моего же общительного характера и бронебойного желудка. А ничто так не укрепляет мужскую дружбу, как веселая попойка. Впрочем, Васечка Сухой не пил, а был моим «братом» по нашему тушинскому полубандитскому детству и отрочеству. Когда подрос, то своими габаритами и дурью, напоминал тепловоз, пыхающй на окраинных рельсовых путях. И неизвестно, как бы сложилась дальнейшая судьба геркулеса местной шпаны, да на счастье был замечен тренером по вольной борьбе. И пошел в гору наш Васечка и так, что через несколько лет подвигов на матах стал мастером спорта международного класса. И пока я два года с доблестью защищал рубежи родины, бегая с псом Алым по палящим пескам пустыни Каракумы, мой друг-ратоборец покорял сияющие олимпийские высоты. Потом пока я лазил по алтайским каньонам, падая в их расщелины, Сухой без проблем закончил Физкультурный и занялся бизнесом, торгуя водочными и табачными изделиями. Разумеется, его деловые связи были обширны, как просторы нашей отчизны. Васечку знали все: от паразитирующих политиков до оптимистичных бандюг, включая современных эстрадных горлодеров.

Так вот, волею прелестного случая, я оказался нанят газокосильщиком к той, которая поет и дает народу посплетничать о своих достоинствах и недостатках. Кстати, она давно уже толком не пела, что не имело никакого принципиального значения: по-прежнему была любима публикой и ненавистна тем, кто продолжал вспахивать зябь непритязательного песенного поля России.

Естественно, на работу меня нанимал управляющий ЖЛ, саму примадонну я не имел счастья видеть, что ничуть не огорчала меня по причине полного отсутствия слуха. В мои обязанности входило: стрижка английских газонов и японских кустарников, а также рыхление клумб с китайскими розами и кормежка кавказского бараша по прозвищу Fill. Как говорится, любвеобильная дружба народов и животных на среднерусской полосе.

Признаться, работа была не пыльная и напоминала санаторно-курортные будни: мадонна частенько отсутствовала и вся обслуга занималась тем, что била баклуши. Само собой возникло мужское сообщество из трех человек: меня, повара Евтюхина и охранника Мурмулиса.

После убытия ЖЛ в столицу наш тихий триумвират удалялся в пристроечку, где находилось стойло для барана и там, на скошенной мной же мураве, примащивался в свое полное удовольствие. Холодная, как Сибирь, водочка, духовитая закуска, задушевные беседы под лучами вечного светила, пробивающего через открытые оконца, что может быть приятнее?

— Хорошо сидим, — говорил рыжий латыш Мурмулис. — Как в детстве.

— За детей, — поднимал стакан Евтюхин, усами похожий на запорожского казака, — но растущих на чужих грядках жизни.

— Вот только про детей не надо, — хныкал я. — Ни о каких.

Сотоварищи смеялись, зная мои прошлые проблемы, и мы продолжали праздник, который всегда с нами. И вот однажды к нам присоединился молодой муж ЖЛ. Каким ветром его задуло в пристроечку, трудно сказать. Видно, хотел проведать родное одноименное животное.

Мы ему, человеку, обрадовались и налили стакан, чтобы баловник фортуны был ближе к нуждам собственного народа. Через четверть часа мы клялись в вечной любви. На все это безобразие взирал баран Fill, с философской меланхоличностью пережевывающий травянистую жвачку.

Трудно сказать, в какую дурную головушку пришла мысль постричь несчастную тварь, но она пришла, эта мысль, и с ней надо было что-то делать.

— Смастерим стрижку Филлу, — сказал Евтюхин, — но художественную.

— К-к-какую? — решил уточнить молодой муж ЖЛ.

— Художественную, — повторил охранник Мурмулис. — Чтобы красиво. Будет типа п-п-пуделя.

— Типа п-п-пуделя! Тогда давайте! — разрешил супруг примадонны. Мамочка любит, чтобы красиво.

Мы выпили за Мамочку, которая не только типа пела, но и хорошо кормила нас, обормотов, и я взялся за садовые ножницы, поскольку других под рукой не оказалось. Почему именно я взялся стричь животное? Так решил коллектив: баран та же лужайка, только на ножках. И это было верно в принципе, но неверно по сути. Животное вредничало и не желало выступать в качестве пуделя, хотя я и старался придать Fill`у художественный вид.

— Это кто? — спросили меня, когда я закончил мучения.

Я хватил стакан водки и более внимательно осмотрел тварь дрожащую:

— Это пудель, — признался, — но в шкуре овцы.

— Интересно, — задумались мои товарищи. — А где баран?

То есть выпили мы много, но друг друга понимали плохо.

— Это надо побрить, — предложил я тогда. — Модно и снимем все вопросы.

— Давайте, — махнул рукой утомленный нашим обществом супруг ЖЛ. Ма-ма-мочка любит, чтобы модно.