Миллион завтра. На последнем берегу. Космический врач - [3]

— Действительно… Вообще-то, через неделю будет десятая годовщина нашей свадьбы.

Карев с удивлением вслушивался в свой голос, как в чужой, гадая, что он сейчас произнесет.

— Я решил, — продолжал он, — что для празднования этой годовщины мы с Афиной должны повторить наш медовый месяц. А потом я хотел закрепиться.

На лице Баренбойма отражались удивление и облегчение. Он взглянул на Плита, а тот, румяный и безобразно довольный, кивнул головой, подскакивая на своем пружинящем стуле.

— Вы даже не представляете, Вилли, как я рад, что вы решились, — сказал Баренбойм. — Я не хотел оказывать на вас давления, хотел, чтобы вы действовали, как человек совершенно свободный.

«Что со мной происходит? — мысленно задал себе вопрос Карев. Он с трудом сдерживал желание коснуться щетины на лице, когда эта мысль холодным огнем вспыхнула в его голове. — Я же вовсе не хотел закрепляться через месяц».

— Вилли, — вежливо обратился к нему Баренбойм, — вы человек неглупый. До сих пор наш разговор был беспредметен, поэтому вы наверняка удивляетесь, зачем вас сюда пригласили. Я прав?

Карев рассеянно кивнул. «Я не могу закрепиться, — думал он. — Правда, Афина любит меня, но все равно, я потерял бы ее самое большее за год».

— Итак, приступим к делу, — в словах Баренбойма, сформулированных и произнесенных с опытом, полученным в течение жизни в три раза большей, чем обычно, совершенно ясно прозвучало напряженное возбуждение, и Карев замер от дурных предчувствий. — Хотели бы вы стать первым в истории человечества мужчиной, который, получив бессмертие, сохранит свои мужские способности?

Разум Карева взорвался образами, хаосом слов, понятий, желаний, опасений. Он пересек бесчисленные вселенные, над серебристыми морями прокатились черные звезды.

— Я вижу, что удар был силен. Нужно время, чтобы освоиться с этой мыслью, — сказал Баренбойм и с довольным выражением лица откинулся на стуле, сплетя белые пальцы.

— Но ведь это невозможно, — запротестовал Карев. — Общеизвестно, что…

— Вы такой же, как и мы, Вилли. Вы не можете принять на веру то, что гипотеза Вогана является всего лишь тем, чем является, то есть — гипотезой. Концепция, что бессмертное существо не может иметь способностей к воспроизведению, очень эффектна. Воган утверждал, что если биостатическая связь появится и начнет действовать случайно или умышленно, природа затормозит мужскую способность плодиться для соблюдения биологического равновесия. Не пошел ли он в своих предположениях слишком далеко? Не принял ли он локальное явление за универсальное?

— Он у вас есть? — резко прервал его Карев, вспомнивший, что все фармацевтические фирмы мира уже более двухсот лет, невзирая на затраты, яростно и до сих пор безуспешно ищут биостат, терпимый к сперматидам.

— Есть, — прошептал Плит, заговорив впервые за время беседы. — Теперь нам нужен только подопытный кролик стоимостью в миллиард долларов. Это вы, Вилли.

Глава ВТОРАЯ

— Я должен точно знать, что от меня потребуется, — сказал Карев, хотя уже принял решение. Афина выглядела как никогда привлекательно. Все же в последнее время он заметил на ее лице первые слабые знаки, предупреждающие, что пора кончать это топтание на месте и делать вид, что ботинки от этого не изнашиваются… Мы проводим великолепный уик-энд, освещенный месяцем в пурпурном полумраке, а когда сквозь пальцы просачиваются последние его минуты, нам не хватает честности, чтобы заплакать от жалости. «Через неделю эта прелесть повторится», — говорим мы, делая вид, что наш собственный календарь повторяющихся недель, месяцев и времен года — это истинная карта времени. Но время — это просто черная стрела…

— Разумеется, мой дорогой, — ответил Баренбойм. — Прежде всего вы должны помнить о необходимости соблюдать полную тайну. Впрочем, может, я просто яйцо, которое хочет быть умнее курицы? — Он взглянул на Карева, отдавая должное трезвости рассудка своего бухгалтера. — Скорее, это вы могли бы сказать мне, что потеряла бы Фарма, если бы какой-нибудь другой концерн узнал об этом преждевременно.

— Соблюдение тайны — это абсолютная необходимость, — признал Карев, по-прежнему видя перед собой лицо Афины. — Это значит, что мы с женой должны будем исчезнуть?

— Да нет же! Совсем наоборот. Ничто не привлекло бы внимания промышленного шпиона так быстро, как ваше исчезновение отсюда и появление, скажем, в наших лабораториях на Перевале Рэндела. Мы с Мэнни считаем, что лучше всего вам вместе с женой и дальше вести нормальную жизнь, как будто не произошло ничего чрезвычайного. Обычные врачебные осмотры, о которых никто не будет знать, вы сможете проходить здесь, в моем кабинете.

— Значит, я должен делать вид, что не закрепился? Баренбойм внимательно разглядывал свою правую руку.

— Нет, — сказал он. — Вы именно должны делать вид, что закрепились (до чего нелепое выражение!). Не забывайте, что ни о каком закреплении нет и речи. Вы останетесь биологически исправным мужчиной, однако вам безопаснее начать пользоваться депиляторами для лица и вообще вести себя так, как положено остывшему.

— Ах, вот оно что, — ответил Карев, удивленный силой внутреннего протеста, который все это у него вызвало. Ему невероятно повезло получить предложение бессмертия безо всяких связанных с этим ограничений, что еще несколько минут назад было нереальной мечтой, и все же он содрогнулся при мысли об уничтожении внешних признаков мужественности. — Конечно, я соглашусь на все, но если это новое средство так хорошо, то не лучше ли делать вид, что я не получил укола?