Миллион миров - [2]

В глазах Аны до сих пор отражалось потрясение, которое она испытала.

– Но Афина сказала, что Одиссей не так прост. Что у такого человека есть двойное и тройное дно. А значит, у него был план. Она объяснила мне, почему так думает, и я согласилась. У нас появилась маленькая надежда. Мы решили, что мы вернёмся на «Мусорог» и проверим.

Девушка замолчала, скрестив руки на груди и мрачно глядя в бок.

– Но когда я очнулась, был ты. А его… не было.

Ана опустила голову, чтобы не показывать слёз.

– И что бы ты ни говорил, я не верю, что ты это он. Может, ты и правда его молодая версия. Но молодая версия человека – не сам человек. Уж я-то знаю.

Она, младшее отражение Афины, и вправду знала.

Фокс перевёл дух: он и забыл, какой откровенной может быть эта девушка.

– Понятно.

– А мне не понятно, совсем непонятно! – она уставилась на него пронзительно, требуя ответов. – Грязь оживляет тебя? Зачем? Почему именно тебя?! И сколько ты вообще жил? Ведь ты уже оживал раньше? Афина ушла и не рассказала, что ей удалось выяснить!

Девушка смотрела на него в полном смятении, а внутри Одиссея боролись два космических по своей мощи зверя: Правда и Страх. Правда требовала рассказать Ане всё как есть. Ты не можешь влюбиться в человека – и начать со лжи. Что бы вы вместе не пытались построить, с враньём в основании оно обязательно рухнет.

Но Страх не давал взять и раскрыть всю правду целиком – она была уж слишком неоднозначной. Одиссей ненавидел врать, но не мог даже представить, к чему сейчас приведёт абсолютно искренний ответ. Ведь он знал Ану так недолго, каких-то три дня! Удивительно, как много успело произойти за это время. Как много потрясений испытали они оба.

– Ваш сок! – брякнула Бекки как никогда вовремя.

– Минутку, – моргнул Одиссей, – почему на пачке изображены реки крови и разбитые черепа?

– Это жерский томатный сок с содержанием мякоти врагов, – как дураку, объяснила тележка. – Вот, выпейте за победу. За вашу победу!

– Нет, убери. У нас есть… вишнёвый?

Ана вскинула голову и посмотрела на Фокса расширенными глазами. Это была мелочь, но неожиданная, удивительная мелочь. Как ты догадался, спрашивал её взгляд, как ты узнал?

– Перед тем, как ты меня поцеловала, у тебя волосы стали цвета спелой вишни, – честно ответил Одиссей.

Он осознал, что улыбается, вспоминая этот поразительный поцелуй, несмотря на то что случилось после него. И Ана сначала напряглась всем телом, заново переживая свою гибель, но потом выдохнула, один раз, другой… и тоже невольно улыбнулась в ответ.

– Ох, – Фокс скривился, массируя шею, которая воспользовалась напряжённостью ситуации, чтобы как следует разболеться.

– Ну разумеется, – фыркнула Ана, скрестив руки на груди. – Побеждаем олимпиаров, а шею вылечить не можем. Что за глупость с этой шеей?

Эту тайну раскрыть было можно. Хотя бы частично.

– Когда-то я предал и погубил единственного друга, – вздохнул Одиссей. – У него была хронически больная шея, он жил на отсталой планете, в нищете и страдании, а умер ещё хуже. И когда его не стало, во мне пропечатался нейроимпринт.

Даже спустя несколько жизней вспоминать об этом было тяжело.

– С шеей вышло случайно, стечение обстоятельств, но с точки зрения нарративного мифотворчества совершенно закономерно. Кара за предательство. Я виновен и помню об этом, и всегда буду помнить, а потому не пытаюсь от него избавиться. Решил, что жизнь избавит сама, когда придёт время. Но этот грё… проклятый импринт пропечатался мне в самую душу. Так глубоко, что даже грязь считает его моей частью и возрождает вместе с ним.

– А срок давности ещё не вышел? – осторожно спросила Ана. – Может уже время отложить кодекс чести и прибегнуть к помощи современных медицинских технологий?

Вот тут она вышла прямиком на опасную линию – слишком близко к глазу сайн.

– Ыыы, – замычал Фокс, и вовсе не для того, чтобы отвлечь девушку от вопроса. А потому что шея пульсировала болью, словно чувствуя, что про неё говорят.

– Ладно, сейчас помогу!

Ана хотя бы на время отвлеклась от своих переживаний, выудила из субпространственной сумочки то самое ОНО и надела Фоксу на шею.

– Оооох, – содержательно промычал детектив, чувствуя, как горячая пульсация Оптимального Нормализатора Ощущений уменьшает боль.

– Ты бездомный, – вдруг сказала девушка, глядя на него, как на брошенного крабитёнка посреди пересадочной станции. – Ты так отвык от дома, что даже не пытаешься его создать.

– Э? – моргнул Фокс, которому требовалось уточнение.

– Ну оглянись вокруг. Ты путешествуешь в огромной мусорной барже, не приспособленной для людей, спишь в тесной рубке – и единственное, что ты сделал, это повесил силовой гамак и постелил ковёр. Разве это жизнь?

Она помедлила, а потом решилась.

– Мне нужна нормальная комната с человеческими вещами, ясно? И тебе нужна нормальная комната. А ещё тебе нужен лучший друг больного человека: рефлективный микромодульный диван. Поэтому мы сейчас же отправимся на ближайшую планету IKEA и купим там всё необходимое, чтобы превратить это железное корыто в дом. Понял? И не вздумай спорить.

Одиссей и не думал спорить, внутри него улыбалось солнце. Она согласилась остаться, и не потому, что ей некуда идти. Решительный человек всегда отыщет путь, а Ана была решительным человеком. Она осталась потому, что хотела быть рядом с ним.