Миллиардер из Кремниевой долины - [20]

Шрифт
Интервал

– Отпусти его.

Это сказал Майк Хасперт (мы вместе играли на гитарах), встав в позу каратиста. Поговаривали, что у Майка был черный пояс. Джордж прикинул шансы, с отвращением поставил меня на пол и потопал прочь.

Обычный день в «Фи Каппа Тета» проходил гораздо спокойнее: нескончаемые карты и шахматы, «Стартрек» в подвальной телевизионной комнате, «Пицца Шак» и «Тако Тайм». Ездили до границы штата Айдахо – там официально спиртное продавали с 19 лет и было дешевое пиво. По субботам я ходил со всей толпой смотреть, как местных «Кугуаров» порвут южнокалифорнийские «Троянцы». Я не ведал забот, пока мне не выпал номер 99 в «призывной лотерее» 1972 года – этот номер мог послать меня во Вьетнам. Война тогда уже казалась мрачной, гибнуть на ней не хотелось. Но если бы меня призвали, я пошел бы служить, как мой отец во время Второй мировой.

Как выяснилось, мой призыв отложили до окончания студенческой отсрочки.

28 мая 1972 года мой друг по Лейксайду, Кент Эванс, с другими альпинистами пересекал снежное поле на горе Шуксан и поскользнулся. Он шел без страховки и, не сумев затормозить, пролетел по склону больше шестисот футов, ударившись несколько раз о скалы. Вертолет ВМС эвакуировал Кента, но он умер по дороге в больницу. Ему было 17.

Эта смерть потрясла Билла, он был раздавлен. Через несколько дней после похорон родители Кента позвали нас посмотреть, не пригодятся ли нам его компьютерные документы – несколько руководств, ничего важного. Мы были благодарны родителям Кента, но чувствовали себя странно, роясь в его вещах. Мы не стали задерживаться надолго.

По контракту со школой Билл за летние каникулы должен был написать на Фортране программу, составляющую расписание.

– Я собирался делать ее с Кентом, – сказал Билл мне. – Одному мне будет трудно. Поработаешь со мной над программой?

Хотя денег обещали не много, я с радостью согласился и вернулся к старой доброй PDP-10. Билл оставался в подавленном состоянии неделями, но приходил в себя по мере того, как мы втягивались в проект – с полной самоотдачей, как когда-то в Макаллистер-холле. Часто мы засиживались за полночь и спали на раскладушках, которые привезли в кампус. Программа оказалась сложной, требовалось учитывать много разных переменных: обязательные курсы, секции, факультативы, сдвоенные уроки для лабораторных работ. Меня восхищало, как четко Билл разбивал работу на составляющие, а еще больше – как он «загрузил» самого себя в группу по английскому: он, десяток девчонок и больше ни одного парня.

Мы с Биллом сблизились в то лето. Разница в возрасте перестала иметь значение; между нами установилось, как я это называю, высокоскоростное соединение. Погружаясь в проблему, мы начинали выщелкивать идеи «в режиме стека» (на компьютерном жаргоне это режим выполнения подпрограмм центральным процессором по принципу «последний пришел – первый ушел»). В наших разговорах эта фраза означала, что мы перескакивали от одной темы к предыдущей, не обращая внимания на последующий контекст. Слушая нас со стороны, понять что-то было невозможно:

– Тогда можно перенести эту строку сюда…

– Верно, если значение – «истина», вторая не выполняется…

– Точно! Мы же в прошлый раз использовали эту переменную.

Много общего было и в том, как мы воспринимали абсурд. Однажды, после и без того почти бессонных ночей, мы несколько часов отлаживали какой-то кусок программы – и не могли поймать ошибку. Билл молча уставился на загадочную страницу и вдруг воскликнул:

– Икс! – и залился беспомощным хохотом.

Я взглянул на страницу и понял, что имел в виду Билл: прямо посреди строки болталась бессмысленная переменная.

– Икс! – заорал я.

Теперь уж мы оба принялись кататься по полу в пустом здании, истерически выкрикивая «икс!».

Чтобы отдохнуть, мы ходили в кино; вдвоем мы за все годы посмотрели, наверное, больше полутысячи фильмов. Моим любимым кинотеатром был «Кокусай» в международном районе Сиэтла. Там за сеанс показывали два фильма с английскими субтитрами; второй фильм был обязательно про самураев. Билл не особо жаловал все иностранное, но как-то вечером согласился посмотреть кино: «Если только не очередную тупость про маленькую собачку…». Едва мы уселись в кресла, чтобы посмотреть драму из современной японской жизни, по экрану промчался тявкающий терьер.

– Опять собачка… – громко застонал Билл.

Мы замечательно проводили лето, но ни на минуту не переставали думать, чем будем заниматься дальше. Билл получил работу по обработке информации от компании, изучавшей транспортные потоки: подсчитывалось, сколько раз колеса автомобилей нажимают на резиновые трубы, реагирующие на давление. На специальной шестнадцатидорожечной перфоленте автомат набивал с интервалом в 15 минут набор отверстий, обозначающих количество автомобилей. Приходилось считывать перфоленту вручную, затем записывать результат обычными цифрами и переносить на перфокарты. Работа была нудная, неэффективная и убийственная для глаз; Билл поручил ее младшеклассникам в Лейксайде и платил им по 15 центов за ленту, чтобы они изображали живые считывающие устройства. Однажды Билл сказал:


Рекомендуем почитать
Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Пастбищный фонд

«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».


Литературное Зауралье

В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.


Государи всея Руси: Иван III и Василий III. Первые публикации иностранцев о Русском государстве

К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.


Вся моя жизнь

Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.