Миллениум, Стиг и я - [39]

Потом я улеглась спать в этой комнате. И прекрасно выспалась. Окружавшие меня книги создавали ощущение, что пространство, в котором я уснула, ко мне благоволит.

Декабрь

В декабре Иоаким позвонил Бритт и, кроме всего прочего, заявил, что если я опубликую четвертый том «Миллениума», «Норстедт» не выпустит второй и третий.

Бритт разъяснила ему, что компьютер с рукописью является собственностью «Экспо», а не лично Стига. Видимо, этот несчастный компьютер стал для Ларссонов идеей фикс. Спустя несколько недель их адвокат позвонил в «Экспо» и справился о его местонахождении. (Этот вопрос уже поднимали на собрании директоров издательства в январе 2006 года, и ответ был исчерпывающий: «Неизвестно».)

Ожидая в любой момент, что меня выставят из собственного дома, я принялась рассортировывать свои документы по папкам, а вещи по коробкам. Но ситуацию я контролировала хорошо, и теперь уже меня вряд ли что-нибудь могло испугать или потрясти. Я вновь обрела равновесие и внутренний стержень. Мой психотерапевт утверждала, что я быстро выхожу из кризиса.

Теперь самое время подвести итог уходящему году. Но прежде всего придется подвести итог моей жизни со Стигом. Выводя «Я его любила», я расплакалась. Ведь сейчас это единственное, что имеет значение.

На рубеже года

Я все жду звонка, который никогда не прозвучит.

(Его номер молчит у меня в мобильнике.)

Я все жду улыбки, которой никогда не увижу.

(У меня на стене его фото.)

Я все жду ласки, которая никогда не придет.

(Его одежда висит у меня в шкафу.)

Но я жду, что его голос отзовется,

Когда мне станет невмоготу от отчаяния.

Когда умер Стиг, у меня в жизни была одна цель: «Выжить». Я записала ее на листке бумаги. В 2006 году я написала вот такие слова: «Начать жить заново».

Годы с 2005-го по 2010-й

До 2007 года я продолжала регулярно работать в руководстве «Экспо». Особенно тщательно я отбирала авторов для сайта, посвященного Стигу, и переводила все статьи на английский. Поначалу я очень часто появлялась в редакции газеты, чтобы показать, что я их не бросила, да мне и самой нужно было отвлечься от сознания того, что Стига больше нет. Его известность после смерти возросла, и теперь финансовое положение «Экспо» намного улучшилось. С ноября 2004-го стали поступать единовременные пожертвования, а в начале 2005-го «Антинацистское объединение творческих деятелей» стало перечислять ежегодно по 5 000 000 крон (59 000 евро). Кроме того, Национальный совет по культуре теперь учредил финансовую поддержку прессы, и «Экспо» начала долговременное сотрудничество с издательским домом «Натур о культур».

Моим последним вкладом в дела газеты и фонда был ремонт помещения. Поскольку бюджет не превышал 30 000 крон (3177 евро), я в течение трех месяцев собственноручно перемыла все плафоны и перекрасила стены, которые находились в плачевном состоянии. Мне хотелось видеть пол в теплых тонах, и я выбрала темно-красный. Для остального была сохранена прежняя черно-белая гамма. Из подручных материалов я соорудила стол для конференций. Все получилось в строгом, сдержанном стиле, за исключением архива, где бесконечные кипы бумаг громоздились друг на друга.

Сегодня ответственные редакторы «Экспо» входят в жюри «Премии Стига Ларссона», учрежденной семейством Ларссон и издательством «Норстедт».

«Экспо» выжила и движется собственным путем. А я буду двигаться своим.

С 2007 года квартира в Стокгольме принадлежит мне целиком. Прошло три года со дня смерти Стига, и семья Ларссон вдруг выслала мне официальные бумаги. До этого дня я жила в полной неопределенности и более двух лет провела среди чемоданов и коробок, в любую минуту готовая сняться с места. С огромным облегчением я их распаковала и устроила новоселье для тех друзей, кто все эти годы оставался на моей стороне. Сегодня книги постепенно заполняют пятьдесят шесть квадратных метров квартиры. Им нужен более просторный дом, но не мне. Я перекрасила стены и купила новый кухонный гарнитур в белых и оливковых тонах. Теперь квартира мало походит на ту, что была при жизни Стига. Я нынче с трудом переношу, когда открывается дверь в мою прошлую жизнь, где малейшая деталь напоминает, что его больше нет.

По случаю я купила ковер для гостиной — порядком изношенный, грязный и попорченный, но зато настоящий «кашгай», выделанный одним из мастеров этого кочевого иранского племени. На нем изображен сад, полный деревьев и цветов, и мне казалось, что в зелени мелькают канарейки. Когда ковер, починенный и вычищенный, занял свое место в гостиной, я включила музыку и босиком станцевала на нем сальсу. Я физически ощущала, что дом стал моим и в нем больше не раздается эхо счастливых времен, утраченных навсегда.

После перерыва я вновь вернулась к работе в строительной отрасли, в отделе долгосрочных проектов. Это мой мир — жесткий, требующий большой отдачи, но справедливый. Смысл моей профессии заключается в том, что она изменяет нашу реальность. Я свободно могу пользоваться своей квалификацией и принимать решения, которые считаю эффективными. Это не виртуальная реальность индустрии «Миллениума», где я не могу разобраться, что к чему.