Милая Роуз Голд - [19]

Я бросаю взгляд на Адама. Он снова заснул. Я продолжаю покачиваться в кресле.

– Просто кое-что вспомнилось, – говорю я.

Роуз Голд, внимательно посмотрев на меня, все же решает ничего не говорить. Мы снова переключаем внимание на экран, где Роуз и Джек уже танцуют джигу на нижней палубе с пассажирами третьего класса.

– Так как вы с Грантом познакомились? – спрашивает Роуз Голд.

Я резко поворачиваюсь к ней, чуть не забыв, что у меня на руках ребенок.

– С чего вдруг такие вопросы?

Она указывает на спящего сына:

– У меня теперь свой ребенок. Хочу когда-нибудь тоже рассказать ему о его корнях.

«Его корни – это мать, которая думала не головой, а пятой точкой, и отец, который был еще хуже», – хочется сказать мне.

Роуз Голд и раньше задавала этот вопрос, но мне всегда удавалось уйти от разговора. На этот раз я решаю ответить честно.

– Я приехала в свой старый колледж, где когда-то получила диплом сиделки. Я искала программы повышения квалификации, чтобы меня повысили до старшей медсестры. Я встретила его в столовой.

– Сколько тебе было лет?

– Тридцать четыре.

В назначенное время я пообщалась с представителем приемной комиссии, а потом отправилась в столовую пообедать. Не сказать, чтобы в муниципальном колледже Галлатина продавалась такая уж свежая и здоровая пища, но я поддалась ностальгии. В столовой я взяла тарелку сырных палочек из моцареллы (куда там Сыну Божьему! сырные палочки – вот величайший дар Господа человечеству).

Я расправлялась уже со второй палочкой, когда на мою скамейку сел парнишка. На вид лет двадцати с небольшим. Сел он не слишком близко. На самом деле он выбрал идеальное расстояние: достаточно далеко, чтобы не вторгаться в личное пространство, и достаточно близко, чтобы можно было завязать беседу. Особой привлекательностью он не отличался, но отглаженная рубашка хорошо смотрелась на его стройной фигуре.

«Привет», – сказала я, обращаясь скорее к сырной палочке, чем к этому коротко стриженному светловолосому парню. Он повернулся ко мне: «Привет?» Его голос звучал так, будто это был вопрос. Я могла бы с первого слова догадаться, что этот парень не из тех, кто может сделать первый шаг.

Роуз Голд прерывает мои воспоминания:

– И долго вы были вместе?

– Несколько месяцев, – отвечаю я.

– Ты никогда не думала о том, чтобы выйти за него?

Я давлюсь смехом:

– Боже, нет уж.

– Почему нет? – спрашивает она с таким серьезным видом, что я понимаю: тут следует проявить осторожность.

– Потому что я была готова повзрослеть. А он – нет.

Я говорю дочери, что Грант Смит стал моим парнем слишком быстро. Говорю, что, как всякая влюбленная девчонка, не обращала внимания на тревожные сигналы: на расширенные зрачки, на повышенное потоотделение, на то, что он прятал что-то под подушки, когда я неожиданно заходила в гости. Я давно ни с кем не встречалась, стыдно признаться, сколько месяцев (ладно, лет) у меня не было секса. Я не мечтала о том, что пойду под венец с ее отцом, который был на двенадцать лет младше меня, но он подходил для того, чтобы приятно провести время, пока не найдется кто-нибудь получше. Грант мог связать два слова и не казался при этом полным идиотом. Я никогда не говорила, что нашла в нем родственную душу.

К тому моменту я уже задумывалась о детях. Очень часто задумывалась. Не о том, чтобы завести детей с ним, а о том, что мне хочется ребенка для себя. Ночами я мечтала о крошечных пальчиках и придумывала имена для девочек. Иногда я думаю, что сама напророчила себе ребенка, потому что так много мечтала о детях, лежа рядом со своим парнем. Как иначе объяснить то, что я забеременела, хотя принимала противозачаточные?

Я долго размышляла о своей проблеме, прежде чем сказать ему. Да и проблема ли это? Я так давно хотела ребенка, и вот оказалось, что он уже растет у меня в животе. Может, мы станем счастливой семьей. Может, он перейдет к наступательной тактике. Сыграет домашний матч. (Все, у меня закончились спортивные метафоры.) Может, ему нужен ребенок, чтобы остепениться. Ну конечно.

Ее отец пришел в ужас, это свойственно большинству молодых людей. Он не хотел ребенка – у него вся жизнь была впереди – и поверить не мог, что я «так с ним поступила». Его переполняли подозрения и злоба, и, сказала я Роуз Голд, стало невозможно разобраться, говорит ли со мной он или метамфетамин. Я не могла впустить ребенка в его мир. Пришлось смириться с тем, что предстоит справляться одной.

Из нас не получилось идеальной «Семейки Брейди»[8], на что я надеялась изначально, но, если уж на то пошло, Майк Брейди был унылым занудой. Я и сама могу вырастить ребенка. Себя же я вырастила? И вышло неплохо. Я разорвала отношения с Грантом и начала подбирать себе дом.

Роуз Голд снова встревает:

– А он умер от передозировки?

– Так мне говорили.

– То есть ты не знаешь наверняка?

– Знаю. – Я хмурюсь, глядя на дочь. – Я просто хотела сказать, что мы тогда уже не общались. Мне сказал кто-то из его соседей.

– Кто?

– Я не помню. – Я начинаю раздражаться.

– Где он похоронен?

– Господи, да откуда мне знать?

– Я подумала, может, тебе говорили, – отвечает Роуз Голд. Она расспрашивает с умом.