Милая, 18 - [161]

Но тут же он почувствовал у виска холод пистолета.

Грузовик остановился у люка. Камек не отводил пистолета от виска Замойского. Толек и Габриэла вышли из кафе. Толек открыл люк, вытащил из грузовика стремянку и быстро опустил ее вниз. Габриэла вынула из-под пальто дробовик и держала его наготове.

Дневной свет в первую секунду ослеплял. Вольф и Крис держали стремянку, почти силой поднимая по ней своих товарищей. Толек вытаскивал их наверх и заталкивал в грузовик.

Дети, игравшие неподалеку, замерли с открытыми ртами при виде странных существ, вылезающих из люка. Габриэла отогнала их.

Прохожие останавливались в недоумении. Посетители кафе смотрели, открыв рот.

Последним вылез Вольф Брандель. Его втолкнули в кузов, и меньше чем через две минуты после того, как грузовик остановился у люка, он умчался через мост в Бродно.

Глава двадцать четвертая

Из дневника

Декабрь 1943 года.

Я, Кристофер де Монти, делаю последнюю запись в дневнике Клуба добрых друзей, который вел Брандель. После долгих месяцев я добрался до Швеции вместе с Габриэлой Рок, которая сейчас уже на последнем месяце беременности. Она не хотела, чтобы ее ребенок родился на польской земле. Я позабочусь о том, чтобы она и ее ребенок ни в чем не нуждались.

Здесь очень немногие знают о восстании, хотя Артур Цигельбойм, еврей, член польского правительства в изгнании в Лондоне, покончил жизнь самоубийством в знак протеста против равнодушия, с которым мир отнесся к уничтожению его народа[79].

Что можно сказать о восстании в Варшавском гетто? Погибли десятки тысяч евреев, немцев — лишь несколько сотен.

Я пытался найти в книгах по истории аналогичные примеры. Но нет, никогда история не знала столь неравной борьбы. Я уверен, пройдут века, а легенды, рожденные из пепла сожженного Варшавского гетто, будут жить — и сохранять героическую историю битвы за свободу и человеческое достоинство.

Эта почти безоружная толпа, ставшая армией, сорок два дня и сорок две ночи выдерживала натиск самой большой военной мощи, какую только когда-либо знал мир. Это кажется невозможным, ибо многие народы склонились перед немцами уже через несколько часов после нападения на них. Вся Польша продержалась меньше месяца.

Сорок два дня и сорок две ночи! После чего оберфюрер С С Альфред Функ приказал взорвать большую Тломацкую синагогу и сровнять ее с землей в знак полного уничтожения польского еврейства. За это он получил Железный крест.

Но ему недолго осталось торжествовать. Скоро немцев разгромят окончательно, и города их будут гореть, как горело Варшавское гетто.

А что будет с остальными палачами? С Хорстом фон Эппом, с Францем Кенигом? Они и им подобные доживут до старости и умрут в своих постелях, потому что мир все забудет, а они будут оправдываться тем, что выполняли приказ. И мир скажет: оставим в покое прошлое, что было, то было... Разве уже теперь мы не слышим, как изворачивается польское правительство в изгнании, оправдывая свой народ, участвовавший в заговоре молчания?

Но я клянусь бессмертной памятью моего погибшего друга Андрея Андровского, что не позволю миру забыть. Я вернусь в Польшу. Я найду дневники Бранделя и они будут вечно клеймить человечество печатью позора и будоражить его совесть.

Вольф Брандель, Рахель Бронская, Толек Альтерман и Анна Гриншпан сражаются в еврейском партизанском отряде под Выжковом. Стефан Бронский живет в доме лесника на Люблинском плато.

Я заканчиваю эту запись словами Бранделя, которые он мне сказал в ту последнюю ночь, когда мы вместе еще были в бункере:

”В историю еврейского народа Варшавское гетто войдет не только как пример предела его унижения, но и как вершина его мужества. Странно, но после всех философских споров принятое решение сражаться было, по сути, религиозным. Родель стал бы опровергать мои слова, и рабби Соломон почувствовал бы себя оскорбленным. Но те, кто сражались, каковы бы ни были их побуждения, все вместе исполняли Господний Завет — противостоять тирании. Мы сохраняли нашу веру и нашу традицию — защищать Закон. И под конец мы все, без различий, были только лишь евреями.

Не удивительно ли, — добавил он тогда, — что одно и то же явление — ”Варшавское гетто” — означает одновременно и низкую бесчеловечность, и высочайшее благородство.

И еще он сказал: ”Я умру с чувством выполненного долга. Мой сын останется в живых и увидит возрожденный Израиль. Я это знаю. Более того, мы, евреи, отомстили за поруганную честь нашего народа”.

Кристофер де Монти. 

 

Памятник-мемориал героям гетто (Варшава)

Фотографии руководителей восстания в Варшавском гетто:

 

Мордехай Анелевич

 

Павел Френкель

 

Леон Родаль