Миланцы убивают по субботам - [8]

Однако, несмотря на сотни облав, проведенных за пять месяцев по всей Италии, полиция не поймала ни одной рыбы – ни крупной, ни мелкой, – которая была бы хоть косвенно связана с исчезновением Донателлы Берзаги. Не то что похитителя или сообщника – ни одного содержателя частного борделя или горничной в таком борделе, которые были бы в курсе! От Интерпола тоже никаких сведений не поступало: ни в Марселе, ни в Гамбурге, ни в других европейских центрах, судя по всему, не обнаружили следов девицы двухметрового роста и соответствующего веса.

Более пяти месяцев убитый горем отец обивал пороги районного комиссариата и всякий раз натыкался на стереотипный ответ: «Весьма сожалею, синьор Берзаги, но пока ничего».

В отличие от остальных блюстителей закона Дука Ламберти заглянул своему собеседнику в глаза и увидел в них невыразимые боль и отчаяние:

– Мы начнем сначала, синьор Берзаги, – сказал он твердо. – Я лично проведу расследование и обещаю сделать все, чтобы найти вашу дочь. – Поскольку утешить старика было нечем, он, немного помолчав, добавил: – Я ее найду, чего бы это мне ни стоило!

И закрыл за посетителем дверь. Чего бы это ни стоило? В каком смысле? Может, для того чтобы ее найти, он решился бы даже на убийство?.. Нет, на самом деле особых усилий и жертв не понадобилось. Чуть больше недели ушло на получение справок из всех архивов Милана, Италии, Интерпола по поводу пропавшей Донателлы Берзаги, затем, внезапно, она была найдена.

5

Маскаранти за рулем, а рядом – Дука сидели в полицейской «альфе», которая медленно проплывала по опустевшему вечернему городу. Уже октябрь, а небо над Миланом звездное, в воздухе не чувствуется никаких примет осени: тепло, тихо, листья и не думают облетать, и – что уж совсем невероятно – нет даже намека на туман. В половине одиннадцатого улицы почти опустели, и громоздкая «альфа» так вальяжно выехала на площадь Республики, словно двигалась по Сахаре. В кармане у Дуки лежал завернутый в вату и уже наполненный миксопаном шприц; он то и дело засовывал руку в карман, желая удостовериться, что шприц никуда не исчез.

У дома номер 15 по бульвару Тунизиа их ожидал предупрежденный по телефону Аманцио Берзаги. Дука сразу заметил, что старик дрожит и глаза его подернуты пеленой ужаса.

– Что случилось? – выдохнул он.

– Ваша дочь... – начал Дука.

Не дав ему договорить, старик еле слышно залопотал что-то нечленораздельное, точно боялся нарушить непривычную тишину этой ночи. Дука с большим трудом уловил в потоке слов настойчивое требование:

– Я хочу ее видеть. Где она? Вы отвезете меня к ней?

– Да, конечно. – Дука придержал его под локоть. – Но сперва поднимемся к вам, надо поговорить.

В доверчивом взгляде Аманцио Берзаги перемешались радость и страх.

– У вас плохие новости?

– Поднимемся, я должен с вами поговорить, – повторил Дука.

Старик кивнул, дверь парадного была открыта, он распахнул ее еще шире, пропустил вперед Дуку и Маскаранти, вошел сам.

– В лифте немного тесно, – произнес он, как бы извиняясь.

Они действительно едва поместились втроем, и, когда лифт тронулся, Аманцио Берзаги вдруг выкрикнул не слишком громко, но предельно отчетливо:

– Что случилось?! Она мертва? Если бы она была жива, вы не пришли бы так поздно!

Кабина лифта остановилась: старик продолжал стоять спиной к двери.

– Она мертва? – переспросил он тем же четким, металлическим голосом. – Будь она жива, вы не явились бы на ночь гладя!

Дука вновь нащупал в кармане приготовленный шприц. Что за неблагодарную работу он себе выбрал!

– Да, она мертва. – Он тоже старался выговаривать отчетливо, чтобы у старика не оставалось никаких сомнений.

Потребовалось еще, наверное, минуты две, прежде чем отец Донателлы Берзаги осознал, что лифт стоит и надо выходить. Поворачиваясь, он задел локтями Дуку и Маскаранти, извинился, вышел, отпер дверь квартиры. Рука его больше не дрожала: видимо, известие о смерти дочери вернуло ему физические и моральные силы, нередко изменяющие человеку в моменты трагической неизвестности. Теперь он по крайней мере все знал.

– Проходите. – Его голос звучал искаженно, точно в магнитофонной записи.

Дука и Маскаранти вошли в квартиру. Видя, что Аманцио Берзаги еле-еле стоит на ногах, Дука инстинктивно подхватил его под руку.

– Спасибо. – Старик мягко, но решительно отклонил предложенную помощь и зажег верхний свет в маленькой гостиной. – Садитесь, пожалуйста.

Он указал Дуке и Маскаранти на диванчик, а сам опустился в кресло, по другую сторону журнального столика, на котором стоял проигрыватель. Дука мельком взглянул на пластинку: все та же песенка «Джузеппе в Пенсильвании» в исполнении Джильолы Чинкветти, – видно, Аманцио Берзаги больше пяти месяцев не дотрагивался до этого ящика.

– Тогда я хочу видеть ее тело. Сейчас же отвезите меня к ней. – Кет, это не магнитофонная запись; в низком, утробном голосе нет ничего человеческого, как будто он принадлежит роботу.

– Разумеется, мы затем и пришли, – отозвался Дука. – Но прежде...

– Говорите, – тоном приказа прогудел робот, спрятанный за пепельно-серой маской.

Дука Ламберти опять похлопал себя по карману, осмотрел обстановку гостиной (довольно искусная подделка под девятнадцатый век), чуть задержавшись на проигрывателе, потом вперил взгляд в кустистые брови старика и заговорил.