Михаил Скобелев. Его жизнь, военная, административная и общественная деятельность - [17]

27 ноября Скобелев лично привел к Тотлебену перебежчиков, сообщивших сведения о приготовлениях Османа-паши к последней отчаянной вылазке. В штабе закипела работа.

На следующий день Скобелев занял оставленные турками Крышинские редуты; это позволило Тотлебену приказать всем войскам на правом берегу реки Вид перейти в наступление. Между тем уже слышалась перестрелка Османа-паши с отрядом Ганецкого.

Занятие Крышинских редутов было делом личной инициативы Скобелева на основании сведений, добытых в то время подполковником Куропаткиным с помощью перебежчиков и охотников; оно в высшей степени облегчило задачу Тотлебена. Что касается бомбардировки, которой приписывали большое значение, она была неудачной: по взятии Плевны оказалось, что наши снаряды почти не разрывались.

Окончательно ослабленная армия Османа-паши была отброшена за реку Вид, сам Осман-паша ранен и сдался со своей армией.

По признанию почти всех наших и европейских авторитетов, взятие Плевны решило участь кампании. Так, конечно, думал и Тотлебен, но тем не менее он продолжал требовать методической войны! Если бы этому совету последовали и вздумали, как требовал Тотлебен, осаждать. Рушук, то война, вероятно, затянулась бы года на два, а на самом деле в короткое время последовал ряд наших удач на Шипке, в Адрианополе и почти у ворот Константинополя.

Не мешает заметить, что Тотлебен с начала до конца не сочувствовал самой воине, считая ее бесцельной. В этом отношении он стоял совершенно на точке зрения тогдашней либеральной русской печати с “Голосом” и “Вестником Европы” во главе. Вот что писал Тотлебен тотчас вслед за падением Плевны:

“Мы вовлечены в войну мечтаниями наших панславистов и интригами англичан. Освобождение христиан – химера. Болгары живут здесь зажиточнее и счастливее, чем наши русские крестьяне. Их задушевное желание – чтобы их освободители по возможности скорее покинули страну”.

Этим окончательно дополняется контраст со Скобелевым, который боролся за идею, вполне разделяя по славянскому вопросу мысли и чувства Ивана Аксакова. Относительно недружелюбных чувств к нам болгар он нисколько не заблуждался, но прощал их. Один из сподвижников Скобелева, описывая враждебное настроение населения Ловчи после ее второго занятия нашими войсками, прямо говорит, что ни Скобелев, ни его подчиненные не винили болгар, отлично понимая, что они потерпели вдвойне: и от турецких пашей, и от самой войны, начатой за их освобождение, особенно потому, что она велась с переменным успехом.

Сухие, но документальные записки Тотлебена прекрасно дополняются наивным рассказом ординарца Скобелева, Дукмасова. Он трогательно описывает тяжелую жизнь в траншеях и те развлечения, которые порою устраивал Скобелев солдатам, то заставляя музыкантов играть веселую музыку, то устраивая иллюминации. Одна из таких иллюминаций была придумана им не только для потехи. В лагерь Скобелева пришла весть о наших успехах на азиатском театре войны и о взятии Карса. Скобелев тотчас оценил значение этого события и для нас, и для турок. Зная, что Осман-паша отрезан от всего мира, Скобелев вздумал поделиться с турками этою новостью с целью окончательно обескуражить защитников Плевны. Он приказал сделать огромный транспарант из сшитых попон, посередине которого вырезано было по-турецки два слова: “Карс взят”. Вечером транспарант этот был выставлен в передовой траншее и освещен тридцатью фонарями. Картина получилась эффектная. Даже выстрелы со стороны турок прекратились – турки любовались иллюминацией. Но вдруг, разобрав в чем дело, они открыли ожесточенный ружейный и даже артиллерийский огонь. Впоследствии оказалось, что турки действительно сильно пали духом от этого известия.

Карта Кавказа и театра войны с Турцией в 1877-78 гг.

М. Т. Лорис-Меликов

По поводу контузий, полученных Скобелевым, Дукмасов сообщает любопытные подробности относительно суеверия Скобелева, его известного пристрастия к белому цвету и антипатии к черному. Раз при обходе траншей Скобелев обратился к офицерам:

– А меня, господа, можете поздравить с обновкой: отец прислал мне прекрасный полушубок с наставлением, чтобы я непременно носил его. Но мне что-то он не нравится, главное потому, что черный...

Как нарочно, через несколько дней после этого он был контужен пулей, впрочем слегка.

Скобелев так часто становился на банкет, что Куропаткин наконец подговорил офицеров устроить так, чтобы генерал перестал рисковать жизнью. По уговору, как только Скобелев со дна рва поднялся на банкет, все тотчас же влезли туда. Скобелев удивленно посмотрел на офицеров и, не говоря ни слова, слез с банкета. Через несколько шагов он не выдержал, опять взобрался и стал смотреть. Все делают то же.

– Да чего вы торчите здесь? Сойдите вниз! – недовольным голосом сказал Скобелев.

— Мы обязаны брать пример с начальства, – иронически заметил Куропаткин.

Это повлияло. Скобелев молча пожал плечами, соскочил в ров и пошел дальше.

Вторая контузия в спину была значительно серьезнее. Когда Скобелев лежал больной в болгарской хате, трудно было удержать посетителей, ежеминутно его навещавших. Несмотря на сильные страдания, Скобелев все время шутил, полусерьезно обвиняя во всем зловещий полушубок. В числе посетителей были и великий князь, главнокомандующий, и отец Скобелева.