Михаил Ефремов. Последняя роль - [13]

, одноклассник именинника – Николай Якушин, мхатовский фотограф Игорь Александров, Валентина Брейбурт, сотрудник театра – секретарь Ефремова Горячева. Из актеров: Андрей Мягков, Виктор Гвоздицкий, Владлен Давыдов, Татьяна Лаврова. Ефремов сидит между Горбачёвым и доктором МХТ Сергей Тумкиным. Позже подойдут президент Чеховского фестиваля Валерий Шадрин, Анатолий Смелянский и сын Михаил с (тогдашней. – Е.Д.) женой – актрисой Ксенией Качалиной.

Олег Николаевич Ефремов: Я считаю, что Раиса Максимовна была умницей, совершенно замечательным человеком. Вот он (показывает на Горбачёва) не плакал. Ну там один раз. А я плакал. Михал Сергеич, мы все атеисты и так далее, все понимаем, главное – помни: ты среди нас находишь своих друзей и как хочешь вообще распоряжайся нами.

Горбачёв: Я вам должен признаться, что все эти дни… Очень тяжело мне… Состояние просто невыносимое, как будто свинец разлился по всему телу – ну ничего не могу делать… Назначали ей всякое лечение там… Все было бессмысленно… Поднимались с ней на второй этаж, где там все у нас было с ней – и библиотека, и кабинет, – это мы делили на двоих. И она говорила, о чем болит сердце… Я не мог ее сохранить. Ученые не знают причины, отчего происходит эта болезнь страшная – лейкоз.

<…>

Вы поймите, ничего бы не было: ни Горбачёва, ни перемен, если бы не было этого, вот вас всех.

Олег Николаевич Ефремов: Речь шла только о власти. И больше ни-че-го!

Я помню, Михал Сергеич, как ты им сказал, когда все орали: «Рыночная экономика, рыночная экономика!» – тихо так сказал: «Рыночная экономика? Ну попробуйте». Это я слышал сам.

Все-таки странное впечатление оставляет этот последний в жизни день рождения Олега Николаевича. И не похож он на день рождения, скорее, политическая сходка, дискуссия. Даже за именинника мало поднимают тостов.

Горбачёв: Один мой дед, Пантелей, самый любимый, идет создавать колхозы. А дед Андрей, отец отца, до 35 лет не вступает в колхозы, остается единоличником. И вот между ними идет разлом. Потрясающе! Более того, когда отец мой идет на сторону тестя, становится механизатором, у них с отцом начинается разлад – они не могут разделить урожай. И он душит отца моего! Бабушка моя, Степанида, кричит: «Мария! Скорей сюда! Батька Серегу убивает!» (Смех.)

Олег Николаевич Ефремов(тихо спрашивает): Как же быть с Россией?

Горбачёв: Россия будет.

Олег Николаевич Ефремов: Я знаю, что будет.

Горбачёв: Вот я думаю, Олег, что программ много, но главный пункт – надо уберечь народ… Вот как? Кормить можно – продукты есть.

Из интервью Олега Ефремова «Независимой газете» (1997):

Я стараюсь быть справедливым, а не то чтобы верным. Я справедлив – не было бы никакой этой жизни, если бы не Горбачёв. Я видел, как он тыкался то туда, то сюда, движимый каким-то своим чувством – тоже справедливости. Поэтому я искренне не понимаю, почему интеллигенция так его отбросила от себя. Я не говорю, что таким именно и должен быть руководитель, я говорю о том, что он совершил и сделал у нас в стране. А во что это вылилось… Он уже тут ни при чем. Не он виноват в том, что демократы-то, грубо говоря, оказались жиденькими – все, к сожалению. И вороватыми, хотя это, конечно, недоказуемо.

Ситуация перестройки или постперестройки, когда идет борьба за власть, время – оно всегда так качается. И анпиловские призывы, и наша всегдашняя боязнь гражданских столкновений… Отголоски этого должны быть.

Из интервью Михаила Ефремова изданию «Афиша Daily» (2015):

Дело не в перестройке, и без нее было понятно, что все это долго не проживет, потому что это вопрос распространения информации – а тогда она уже начала поступать с Запада, и люди задумывались понемногу. А Горбачёв… Мог бы быть другой человек на его месте. Могло быть и намного хуже, будь это человек с другим воспитанием. Спасибо Раисе Максимовне – он и на Таганку ходил, и Вознесенского читал, и Окуджаву слушал. А это же была не кромешная какая-то оппозиция, а вот просто люди говорили про то, что давайте по-честному, давайте, чтобы без вранья было. Но это единственное, что может в России что-то изменить, – вот такой запрос, запрос на честность.

И, кстати, он удовлетворяется, все-таки время уже не то. Есть ощущение, что мы с жиру бесимся. Ну это давнее, еще при Ельцине началось. Когда начали появляться первые столики на улицах при кафе, году в 1997–1998-м.

Мой отец смотрел программу «Время», теперь я вот иногда ее смотрю. Я пожилой человек, как иначе. И я не могу сказать всем людям в стране, мол, не смотрите телевизор. А что им еще делать? Слава Богу, что там помимо великих пропагандистов есть еще и неплохие профессионалы своего дела. У нас телевидение интереснее, чем за границей, на самом деле. И каналов масса, найдешь всегда что посмотреть. А в СССР смотри, сука, «Спокойной ночи, малыши» – и спать немедленно.

Е-мое, мы семьдесят четыре года жили при коммунизме. Ты-то ни фига не помнишь, а у меня полжизни там прошло. И при всем моем критическом отношении к современному строю – тогда было гораздо хуже, просто нах забыли. …, вообще Северная Корея была. Я-то ладно, я мажор, хрен бы мне что сделали, но я помню все эти колбасные очереди, бомжей, грязь на улицах. Вы просто не понимаете, как жизнь изменилась. Да, все эти сериалы ностальгические, я тоже принимаю там участие, но это…