Михаил Булгаков. Три женщины Мастера - [44]

И все-таки в главном Гиреев несомненно достиг успеха – он не погрешил в целом против истинного подвижнического направления творчества гениального писателя. И он обладал фактами из кавказских архивов, газет и журналов того времени, в чем лично убедился автор, и читая книгу и находя новые материалы. А для Татьяны Николаевны, боготворившей любимого человека, каждая неверная мелочь в книге Гиреева казалась святотатством, в лучшем случае «брехней» или «ерундой».

Мы привыкли к литературным и трафаретным примерам классической любви типа Наташи Ростовой, Ромео и Джульетты, Фархада и Ширин, Тахира и Зухры… Но в реальной жизни за две тысячи лет было столько примеров более сильной, чистой и животворной любви, на описание которых писателями всего мира ушло бы не меньше времени. Один поэт-песенник пришел в издательство и, сдав книгу стихов о любви, сказал, что закрыл эту тему, то есть все, что можно написать о любви, он уже сделал. Это не анекдот, но наука некоторым современным людям, не имеющим таланта любить, не способным пережить трудности характера любимого или любимой, столь бесчувственным, что порою разлуку с любовью переносят незаметно, без душевных затрат, в то время как для настоящего влюбленного она может стоить жизни. Если бы не ободряющие, полные искренних чувств письма Таси к Мише, то он мог действительно застрелиться, как отвергнутый его сестрой Борис Богданов.

Я знаю десятки случаев глубокой любви, счастливой и трагедийной, зачастую одновременно, одну из страниц такого чувства пытаюсь раскрыть в этом романе. Когда Михаил Булгаков выехал на Кавказ, он все-таки через неделю-две вызвал Тасю. Враждебные отношения, возникавшие в те дни, когда она отучала его от наркотика, не прошли бесследно, но любовь, истинная, глубокая, хотя не столь нежная, как прежде, все-таки не покинула их, а обращение, более подходящее для молодой подруги, – «Таська» – все-таки звучало панибратски, иногда по-свойски, дружелюбно.

Я думаю, что, несмотря на осложнения в семейной жизни, Миша и Тася были в юные годы идеальной парой и достаточно хорошо понимали это, особенно – Тася.

Предоставим ей слово о том, как она добиралась до Владикавказа: «Мы ехали через Екатеринослав. Общий вагон, и жрать нечего. Территорию после Екатеринослава занимал Махно, и вот мы все (пассажиры. – B. C.) гадали: проскочим или не проскочим? Ничего, проскочили». Началась Гражданская война, и стала рушиться экономика. Об этом предупреждал большевиков Александр Федорович Керенский. Он издал постановление «О постепенном переходе земли в пользование крестьян». Он считал частную собственность незыблемым атрибутом демократического государства. Более 60 процентов земли было заложено помещиками в банки. Сразу передать ее крестьянам без разрушения банковской системы было невозможно, но и без этого революция привела к хаосу в стране. Вполне понятны слова Таси и «жрать нечего», и о том, что чудом миновали Махно. Дворянская благовоспитанность, стойкость и любовь к Михаилу помогали Тасе преодолевать невиданные прежде трудности. Далеко не все люди выдерживали их, тем более слабый пол. Весьма показательна жизнь актрисы, описанная очень известным до революции писателем Юрием Львовичем Слезкиным, с которым вскоре судьба надолго сведет Михаила. Актриса, родом из Киева, тоже ехала во Владикавказ, и из ее слов вырисовывается реальная обстановка того времени: «Я бежала из Москвы от холода и голода… Я уехала в Киев к гетману, пережила сто перемен, дрожала от выстрелов, от страха потерять свой гардероб, остаться голодной и без работы. Я принимала подарки от гетманцев, немцев, от кого угодно, я на всех смотрела собачьими преданными глазами, доставая мандаты, удостоверения, каждый раз другие, – и ненавидела, Боже, как их всех ненавидела и боялась…» Мысли приходили одна тревожнее другой: «Почему ее замешали в этот ужас, в эту кашу, где все только грязь, вши, насилие, кровь?.. Она уехала с добровольцами, она бежала с ними из Киева в Ростов, из Ростова в Екатеринодар, оттуда сюда… Почему с ними, а не с другими?.. Да только потому, что они говорили приличным языком, на них была привычная форма. Потому, что с ними были французы и англичане, в силу и рыцарство которых она верила. И она тащилась месяцами в теплушках, греясь у железных печурок, готовя чай пьяным офицерам, с которых слетел весь их лоск и изящество, как только они увидели, что пядь за пядью из-под их ног уходит территория «единой и неделимой». Она пьянствовала вместе с ними, чтобы не чувствовать холода, паразитов, отвращения к себе».

И вновь, не прибегая к Гирееву, описываем со слов Таси ее приезд во Владикавказ: «Приезжаю во Владикавказ. Михаил меня встретил…» Увидев ее, он побледнел и внутренне содрогнулся. Перед ним стояла Тася, чрезмерно уставшая, осунувшаяся. Она прильнула головой к его плечу.

– Миша… – со слезой в голосе произнесла она, и он понял, что́ ей пришлось пережить по пути до Владикавказа. – Неужели я с тобой, Миша?

– Раздевайся! – неожиданно приказал он. Она удивилась:

– Я еле двигаюсь. Голодна до смерти…

– Подожди. Сначала помоешься.