Миг бесконечности 2. Бесконечность любви, бесконечность печали... Книга 2 - [4]

— Мама, а Апельсин поздравит меня с днем рождения? — смирившись с невозможностью достать водителя, спросила дочь.

— Ну, не знаю… — Катя растерялась. — Может, как-то и поздравит: по-своему, по-кошачьи. Помурлыкает, к примеру, как-то особенно.

— А давай заберем его с собой: пусть он поживет с нами. А потом мы вместе вернемся к бабушке с дедушкой.

— Нет, Марточка. Нам скоро на операцию. Кто будет играть с Апельсином, кто будет его кормить? Ты же знаешь, Генрих против животных в доме.

— Генрих, Генрих… — Марта насупилась. — Кот Алертов совсем старенький, на год старше Зигфрида, а его все любят: и дядя Берндт, и тетя Астрид, и Зигфрид. Это только твой Генрих никого не любит…

— Ну что ты, лапушка, Генрих всех любит: и тебя, и меня, и животных, — поймав в зеркало заднего вида многозначительный взгляд Оксаны, принялась убеждать дочь Катя. — Но он считает, что, пока ты окончательно не поправишься, нам их лучше не заводить. Вот кто будет ухаживать за Апельсином, пока мы будем в клинике? Генрих и тетя Оксана работают, Нина и Никита в школе, Зигфрид тоже часто уезжает: то соревнования, то учеба. Пусть уж лучше Апельсин поживет у бабушки с дедушкой. К тому же коту, чтобы уехать в другую страну, тоже нужен паспорт. А мы ненадолго едем, не успеем сделать.

— Хорошо… Пусть поживет у бабушки с дедушкой, — согласилась дочь. — Мы все равно к ним навсегда приедем, ты обещала.

— Приедем, — кивнула Катя.

«Вот только вряд ли навсегда, — добавила она про себя. Настроение мигом испортилось. — Условия Генриха приняты… И всё ради тебя, солнышко, лишь бы ты окончательно выздоровела, — она погладила дочь по волосам, поцеловала в макушку. — Подрастешь — поймешь, что только ради тебя…»

— Если очень хочешь, то можешь остаться с Генрихом. А я всё равно буду жить с бабушкой и дедушкой, — словно прочитала ее мысли дочь и добавила: — Будешь приезжать к нам в гости…

…Припарковавшись недалеко от вокзала за час до отправления поезда, Оксана и Катя, оставив в салоне уснувшую девочку, вышли на воздух. Им о многом хотелось поговорить перед отъездом, но не в присутствии ребенка. Слишком уж не по-детски логично мыслила Марта, задавая вопросы, на которые невозможно было ответить. Такое случалось, и не раз. Пытаясь уйти от ответа, приходилось изворачиваться, обманывать, фальшивить. Непонятно как, но она это сразу улавливала: в маленькой головке словно включался процессор, который, находя нестыковки, тут же генерировал новые уточняющие вопросы.

Развитые не по возрасту аналитические способности дочери Катя заметила давно и поначалу не придавала им значения, объясняя их повышенным детским любопытством. До тех пор, пока зимой та по-взрослому не отчитала мать за попытку уйти от ответа на вопрос о папе. Мысленно она давно к этому готовилась, и все же вопрос застал ее врасплох: не ждала его так рано. Да еще фактор неожиданности сказался: мама готовила ужин, дочь за столом читала вслух книжку (только-только научилась складывать слоги в слова) и вдруг, оторвавшись от страницы, на полном серьезе спросила: «Когда ты познакомишь меня с моим настоящим папой?»

И что ответить ребенку в три с половиной года? Неужели рассказать всю правду? Принялась лепетать о том, что папа… Впрочем, Катя и сама уже не помнила, что говорила. Поначалу внимательно слушавшая дочь быстро потеряла интерес и заявила: мама придумывает! Как в мультике: когда кто-то кого-то пытается обмануть, то сочиняет разные истории. И привела пример. Пересказывая сюжет, Марта на время отвлеклась, позволив матери справиться с замешательством, но ненадолго: заявила, что, как бы ее ни просили, она никогда не станет называть Генриха папой. Затем как ни в чем не бывало она подхватила книжку и отправилась на диван в гостиную…

— Зажигалку в машине забыла. — Похлопав по карманам и не обнаружив зажигалки, Оксана сделала пару шагов назад к машине, согнулась, подняла что-то с земли. — Уронила и не заметила, — пояснила она, прикурив. — И в кого она у тебя таким вундеркиндом уродилась?

— В чем-то, может быть, и вундеркинд. Все эти долгие наркозы, операции… Мы ведь не знаем, каково там, между небом и землей, едва рожденной душе пришлось. Повзрослела в силу обстоятельств… А так — обычный ребенок: наговорилась, начиталась, насмотрелась мультиков — и спать, — Катя с улыбкой посмотрела на машину, где, запрокинув головку и приоткрыв ротик, в автокресле спала дочь.

— Не тянет снова закурить?

— Еще как тянет! Особенно после ее вопросов… Ладно, дай сигаретку. Может, успокоюсь.

— Нервничаешь?

— Не без этого. Ночью, считай, глаз не сомкнула. Но не столько из-за поездки… Как бы ни случилось ошибки, которая всем испортит жизнь. Ты же слышала, как Марта о Генрихе отзывается… — выпустив дым, она с непривычки закашлялась.

— Уже сто раз пожалена, что уговаривала тебя здесь остаться: вернулась бы в Минск, смотришь, по-другому все сложилось бы.

— К чему теперь эти разговоры? Уже нет другого выхода.

— Не сложится — разведетесь.

— О чем ты! Он честно предупредил, что от Марты после удочерения уже не откажется и мне не отдаст. Так что придется быть рядом. Я без нее не смогу.