Мифы Ктулху. Порча и другие повести - [52]

– Бродить по берегу моря, значит? Я бы тоже не отказался, – произнес Джон Тремейн, немолодой директор технического колледжа в Сент-Остелле. – Вдыхать запах моря, любоваться бескрайним горизонтом, ощущать, как ветер треплет твои волосы, слушать крики чаек? Уж лучше это, чем вечно срывать голос, призывая к порядку несносных сорванцов. Ах да! Еще любоваться солнечными бликами на волнах, чувствовать тепло песка под ногами, когда он просачивается между пальцев, – согласитесь, кто перед этим устоит? Но увы… Уже поздно, не тот возраст, да и профессия у меня не та. – Он покачал головой. – Спасибо, лучше не надо. И не надейтесь увидеть меня во время отлива прогуливающимся «руки в брюки» или роющимся в груде водорослей. – Он на мгновение остановился, пожал плечами, а потом продолжил: – По крайней мере не теперь. Хотя, с другой стороны, когда я был молод и вел уроки изобразительного искусства и труда, преподавал плотницкое и столярное ремесло, вообще работал с деревом, – в смысле, обрабатывал его, а не блуждал по лесам… вот тогда было самое время для таких прогулок. Да я, в общем, и гулял… Да-да, представьте себе. Ведь когда приходит осень, к берегу прибивает самые лучшие куски.

– Куски? – На миг Джилли Уайт вернулась на землю из заоблачных высей, где витали ее мысли, и растерянно заморгала красивыми зелеными глазами, переводя взгляд с одного собеседника на другого в надежде понять, о чем речь. – Извини, Джон, я прослушала…

– Да, куски дерева, – улыбнулся директор колледжа. – Когда ветер дует с моря, все эти кривые, отполированные песком коряги запутываются в водорослях. Отбеленные морской солью, узловатые, перекореженные… Те дни давно прошли, но… – Он вздохнул, снова пожал плечами и лишь затем закончил фразу: – Но если я когда и был бродягой, то именно тогда.

На это Дорин – его высокая, стройная, чуть высокомерная, но в целом очень даже симпатичная жена – заметила:

– Вы же часто у нас бываете, Джилли. Разве не помните работы Джона? А поначалу это были простые коряги, Джон выловил их из моря.

И все обратили взоры на Джилли.

Всего их было четверо – пятеро, если считать дочь Джилли Уайт, Энн, которая с книгой в руках устроилась с подветренной стороны песчаной дюны, примерно ярдах в двадцати пяти от них, и потому не могла слышать разговора. Над ее головой, словно брови закопанного в песок великана, торчали султанчики травы, а сама девочка, свернувшаяся калачиком, могла сойти и за глаз. Именно там и пребывала мыслями Джилли Уайт – рядом с пятнадцатилетней дочерью, у дюны, а еще – с одиноким бродягой у кромки воды, там, где пенился прибой и песок потемнел от влаги.

Все как один были в куртках и свитерах, призванных защищать хозяев от ветра – тот брал не столько силой, сколько упорством. На таком ветру недолго застудить уши, а потом он все равно найдет способ пробраться к вам под одежду. К тому дело и шло. До конца сентября было еще далеко, но ветер дул почти уже по-зимнему.

– Работы Джона? – опять переспросила Джилли. Мыслями она по-прежнему находилась далеко, хотя физически сидела вместе со всеми на веранде доктора (вернее, бывшего доктора) Джеймса Джеймисона, с которой открывался вид на пляж. Наконец она опомнилась: – Ах, его работы! Из плавника… Да-да, разумеется, я обратила на них внимание, и скажу честно, они мне понравились. Вы уж извините, что я сразу не поняла. Когда вы сказали «куски», мне подумалось об осколках. Словно что-то разбилось на куски, понимаете?

Джеймисон подумал: «А ведь она и сама очень хрупкая. Еще не сломалась, но трещины уже поползли, и долго может не выдержать…»

Чтобы отвлечь внимание от Джилли, он сказал:

– Моряцкая резьба, говорите? Как, однако, интересно. С удовольствием бы взглянул на ваши работы.

– В любое время, – ответил Тремейн и добавил: – Не сочтите за грубость, Джеймс, но я вас поправлю: это не моряцкая резьба.

– Вот как? – удивился его пожилой собеседник. – Что же это тогда такое?

Тремейн уже открыл рот, но жена его опередила:

– Моряцкой резьбой занимались в прошлом китобои. – Дорин не любила обращаться к людям по именам. – Впрочем, это тоже своего рода искусство.

И недовольно насупив брови, – не иначе как ее раздражал беспрестанный ветер, – она на миг умолкла, откинула с лица непослушную прядь и лишь затем продолжила объяснения:

– Так называют странные орнаменты, которые наносят на морские раковины, китовый ус и тому подобное.

– Ах да! – воскликнул Джеймс. – Ну конечно же!

Взглянув на бледную Джилли, которую, хотя она и укуталась поплотнее, уже начинала бить дрожь, он тепло ей улыбнулся и произнес:

– Вот видите, милая Джилли, не вы одна сегодня путаетесь. Коряги, моряцкая резьба, да еще этот ветер – а он, между прочим, усиливается и, того гляди, выдует нам мозги… Неудивительно, что мы уже забываем, о чем шла речь. Может, лучше вернемся в дом, как вам такая идея? Думаю, нам всем не помешало бы выпить по рюмочке коньяку. Заодно угощу вас кое-чем: оказывается, в деревенской пекарне делают отличные пироги с дичью. Тогда я по крайней мере буду спокоен, что накормил вас, напоил и обогрел, прежде чем отпускать по домам.