Мифы и легенды народов мира. Том 5. Центральная и Южная Европа - [7]

Битва продолжается. Роланд со своим другом Оливье и двенадцатью пэрами дают себя знать неверным, не отстают от них и другие. Из ста тысяч мусульман спасся один Маргарис, только потому, что сбежал с поля боя. Иссеченный саблями и пронзенный четырьмя копьями, явился он к королю Марсилию и, рассказав ему все, как было, упал к его ногам.

— На коня, государь, на коня! — воскликнул он. — Ты найдешь французов изнуренными. Они так рубили и убивали наших, что оружие их сломано, большая часть их убита, а оставшиеся в живых ослабли от ран и потери крови и не имеют оружия, чтобы защищаться.

По долине приближается король Марсилий с собранною им огромною армией, разделенною на двадцать колонн. На солнце блестят украшения их шлемов, их пики и знамена. Какой шум по всей окрестности!

— Оливье, товарищ! — кричит Роланд. — Изменник Ганелон хочет нашей смерти, его измена очевидна. Но жестоко отомстит ему император; нас же ждет жаркая битва, невиданная до сих пор. Но не устанут работать наши добрые мечи, сослужившие уже нам не одну службу и одержавшие столько побед, и не будут хулить нас в песне!

Между тем французы, завидя короля Марсилия, пришли в смятение и стали звать Роланда, Оливье и двенадцать пэров:

— Помогите нам, помогите!

Но епископ предупредил всех:

— Не теряйте мужества, Божьи избранники! Наступает день, когда мученический венец возложится на ваши головы и врата рая откроются перед вами!

Тогда французы стали прощаться друг с другом, и товарищ оплакивал товарища, как мертвого, обнимаясь с ним в последний раз.

Коварен король Марсилий.

— Могуч граф Роланд, — говорит он своим, — и трудно его победить; мало двух нападений, нападем на него лучше три раза! Десять наших колонн пойдут на французов, а десять — останутся со мною. Наступает наконец день, когда Карл утратит свою силу и увидит позор Франции!

Грандуану дает Марсилий знамя, вышитое золотом, и велит ему вести отряд в битву. Марсилий остался на горе, а Грандуан спускается в долину. Смутились французы, видя эти несметные полчища.

— Боже! — восклицали они. — Что нам делать? Проклят тот день, когда дождались мы Ганелона из Сарагосы, Ганелона, продавшего нас неверным. Помогите же нам, двенадцать пэров, помогите!

И опять ободрял их епископ, обещая им блаженство мучеников после смерти, и французы кинулись в смертный бой с неверными.

Климорин из Сарагосы, мусульманин богатый, но с подлою душой. Он тогда первый столковался с Ганелоном, целовал его в знак дружбы, подарил даже предателю свой меч.

— Я хочу, — заявил он, — отнять корону у Карла и опозорить великую землю!

Климорин оседлал своего коня Барбамуша и кинулся на одного из пэров, пронзил его насквозь своею пикой и сбросил мертвого на землю.

— Рубите, — воскликнул он, — рубите! Нетрудно пробить их ряды!

— Какое горе! — восклицали французы. — Какого храброго воина мы потеряли!

Но Оливье поспешил отомстить за своего пэра: на всем скаку налетел он на сарацина, вышиб его душу из тела, и дьяволы подхватили ее. Досталось тут же и другим неверным.

— Рассердился–таки мой товарищ! — сказал Роланд.

— Нет лучшего воина! Рубите, французы, рубите!

В свою очередь, сарацин Вальдебрун, хитростью

взявший когда–то Иерусалим, с быстротою сокола кинулся на второго пэра, могучего герцога Самсона, разбил его щит и мертвого вышиб его из седла. Взыграло сердце Роланда; одним взмахом меча снес он голову могучего Вальдебруна вместе со шлемом, украшенным драгоценными камнями.

Так бьются они, и один за другим гибнут французские пэры; товарищи их воздают неверным сторицей. Но лучшие люди–то гибнут. Гибнут лучшие воины…

— Горе нам! — восклицают французы. — Сколько наших убито!

Граф Роланд держит в руках своих красный от вражьей крови меч, но он слышит плач французов — самых отважных уже нет в живых — погибли, — и сердце его готово разорваться на части. И снова скачет он и рубит своим мечом, и тысячи падают со всех сторон. Храбро дерутся французы, и покрывается поле телами; кони, утратившие своих всадников, бродят по полю битвы, поводья их волочатся по земле. Но неверные теряют силы, они не в силах держаться и обращаются в бегство, французы летят на своих скакунах рысью, галопом, в крови, с изломанными пиками и мечами: гонят они врагов вплоть до Марсилия. Но тут теряют они последнее оружие, и им нечем уже сражаться.

Марсилий видит гибель своего войска: при звуке рогов и труб выступает он с другой половиной армии. Во главе сарацин идет Абим. Нет большего негодяя на свете! Жизнь его полна черных дел и преступлений: не верит он ни в Бога, ни в Сына Пресвятой Девы. Лицом он черен, как деготь; никогда он не смеется, не шутит, но храбрость его бесконечна, и за нее–то и любит его король Марсилий. Тюрпин ненавидит этого нехристя.

— Лучше умереть, чем оставить его в живых! — говорит он и начинает битву на коне короля Гроссайля, убитого им когда–то в Дании.

Скачет епископ прямо к Абиму и ударяет его в щит, осыпанный аметистами и топазами, и разбивает его на части. Но Абим остается в седле. Вторым смертоносным ударом епископ сбрасывает его на землю.

— Монжеуа, монжеуа! — восклицают французы: это клич Карла. — Дай Бог императору иметь побольше таких епископов!